Исчадие ветров
Шрифт:
Гадж, облаченный в алый шелк, но уже без особой пышности, поскольку ему теперь вовсе не требовалось маскироваться, — где-где, но не здесь, в недрах вулкана, — совершенно не походил на человеческое существо. Как сказал Элдин еще давным-давно: «Такое может явиться во сне только настоящему сумасшедшему!» Сейчас за лишь наполовину скрывающими Гаджа развевающимися складками одежд было видно, что его кожа неестественно бледна — с тем оттенком, какой упоминают, когда описывают прокаженных, что он бесформен, как жаба, но тем не менее очень подвижен, так как его желеобразное тело могло изгибаться во все стороны, без всяких ограничений; глаз у него не было, но при этом он отчетливо видел все вокруг; на тупом рыле мелко
— Странники, — переводил он, стоя в зловещем свете факелов, которыми размахивали его соплеменники, — вы, Герон Снящийся и Элдин Скиталец, Гадж желает сообщить вам, что вы удостоены высочайшей чести. Сам Ньярлахотеп грядет, чтобы допросить вас. Даже Гадж, Великий посланник Их, служит ему по великому обету! Ну, что вы теперь скажете? Или вы не потрясены?
— Плюю я на этого Ньярлахотепа! — проорал Элдин. — А если он так же гадостно выглядит и так же воняет, как Гадж, то и блюю! Даже Герон блюет на него, хотя он не так брезглив, как я!
— Короче говоря, — подытожил Герон, — мы нисколько не потрясены.
Парнокопытный переводчик изложил их реплики Гаджу, который затрясся одновременно крупной и мелкой дрожью, по его желеобразному телу побежали волны; следопыты решили, что так у него проявлялась ярость. Но прежде чем он успел овладеть собой…
— Не потрясены? — раздался новый голос, а все головы повернулись к горловине восточного лавового протока, откуда неторопливо вливался туман, густой, как простокваша, но пульсирующий какой-то собственной жизнью. Голос — молодой, сочный и журчащий, настолько томный, что сразу хотелось поддаться его гипнотическому обаянию, — исходил из сгустка этого самого, по-видимому, разумного тумана. Ленгийцы поспешно подались к восточному и северному тоннелям, туман же начал сгущаться от краев к середине своей массы, образуя…
…Образуя фигуру Ньярлахотепа!
Высокая и стройная, в ярко-золотых одеждах, увенчанная светящимся головным убором, похожим на пшент, древнеегипетскую двойную корону, человекоподобная фигура впитывала в себя туман и быстро набирала плотность. Он был (или казался) мужчиной с горделивым лицом молодого фараона древнего Хема, но с глазами Древнего Бога, исполненными апатичного, безжалостно-едкого сарказма.
— Итак, странники, — он сделал один-два шага вперед, заставив самого Гаджа испуганно попятиться с его дороги, — вы не потрясены. — На его лице появилась ужасающая ухмылка. — Но это ненадолго, уверяю вас.
Тут даже Элдин утратил дар речи. Глядя снизу вверх — его голова находилась как раз на уровне пола главной пещеры, по которому тянулись канаты, удерживавшие кресты за верхушки, — он пытался что-то сказать, но слова застревали у него в горле. Потому что в новом пришельце, даже помимо странного способа его прибытия, было нечто, ужасающее во много раз сильнее, нежели то, на что были способны Гадж и его банда рогатых. Нечто совершенно чуждое, и Элдин понятия не имел, как с этим чуждым обращаться.
Герон, который все это время почти не кричал, и поэтому во рту у него вполне хватало слюны, поспешил заполнить паузу.
— Ньярлахотеп, кем или чем бы ты ни был, не знаю, почему тебя так привлекли наши скромные персоны, но ты ничего не узнаешь от
— Молчи! — прошипело подобие фараона, злобно нахмурив блестящие брови. Гадж и его пираты попятились еще дальше, а Ньярлахотеп подошел к самому краю ямы и уставился на двух беспомощных сновидцев яростным взглядом. — Ты дерзнул попытаться торговаться со мною? Аз есмь самое сознание Ктулху! Я хранитель потаенных дум Йог-Сотота! Моя речь — это речь Итаквы, Шагающего с Ветрами, и посему мне ведомы все тайны ветров, бушующих между мирами! Аз есмь и Йибб-Тстлл, и Атлач-Нача, и бог-жаба Цатхоггва, и Ньогтха, и Шудде-М’елл! Мое знание суть Их знание, моя мысль — Их мысль. Аз есмь Ньярлахотеп, Ползучий хаос!
Элдин более или менее овладел собой и смог заговорить.
— Что ж, — хрипло выдавил он, насмешливо кивнув, — пожалуй, слишком много театральщины, однако…
— Молчать! — взревел Ньярлахотеп. И добавил уже потише: — Молчите, и проживете чуть подольше. Уже скоро вы достанетесь машинам ужаса, и содержимое ваших растерзанных перепуганных душ будет вечно заставлять сновидцев просыпаться в безумном страхе — или вы предпочтете отправиться в пропасть кошмаров прямо сейчас, без дальнейших оттяжек? Ведь вы живете, лишь пока разговариваете со мною, а как только прекратите…
— Ну, значит, пора с этим кончать, — буркнул Герон. — Если уж все равно помирать, то лучше уж побыстрее, а не чесать языки с создателем ночных кошмаров, болтаясь при этом на крестах!
— Пора кончать? — переспросил псевдофараон, по-видимому, растерявшись от этих слов. Впрочем, он поспешил спрятать растерянность за своей чудовищной ухмылкой, и когда он после чуть заметной паузы снова заговорил, его голос снова обрел прежнюю бесстрастность: — Значит, таково ваше предпочтение? Но оно предполагает выбор, а выбора у вас нет.
Теперь следопыты осознали наихудшее: что они не в состоянии сопротивляться Ньярлахотепу, поскольку он мог распоряжаться — он был! — всей телепатической мощью Великих Древних, которые читают у людей в головах точно так же, как люди читают открытые книги. Они ощутили в мозгах расползающееся онемение, леденящий холод, как будто в их ошеломленные сознания потекло нечто из внешней среды. И Ньярлахотеп, точно знающий, что получит ответ, приступил к своему расследованию:
— Сновидцы, вы глубоко прониклись путями мира снов и быстро вошли в легенды. По крайней мере, я сделаю из вас легенду — когда отправлю вас в дробящие шестерни кошмаров. Но ведь вы разговаривали со старым глупцом Аталом, который в реальности ничье порождение, жрали и болтали в обществе трижды проклятого Куранеса, общались даже с самим Рэндольфом Картером. Вы вхожи в высшие круги общества мира снов, но с такой же легкостью проникаете и в низшие круги. Вас знает и Латхи, и Зура из Зуры. Именно своей славой, своими талантами вы сами создали свою судьбу: в наше время слишком уж много могущественных сновидцев контролируют подсознательные помыслы людей, что не согласуется с Их планами. Особенно сейчас. Вот почему, когда я покончу с вами, вас должно остановить…
Да! Но если Куранес, и Картер, и Атал научились закрывать свои мысли от меня — от нас, — то ваши мысли все равно что открытые двери! Вы не сможете закрыть мне путь. А теперь знайте: звезды скоро сойдутся в нужное положение! Великие Древние потребуют себе то, что по праву принадлежит Им и в мире снов, и в мире яви, во всех мирах пространства и времени, во всех высших и низших уровнях бесчисленных измерений. Так будет! Когда явится Ктулху, множественная вселенная неизбежно обратится в хаос. Но на пути к этому остается еще одно серьезное препятствие, одна первая и главная цель, которую Им предстоит достичь: обнаружить и уничтожить Элизию!