Ищейка
Шрифт:
Кулькову неоднократно приходилось видеть эту собаку, жирную и ленивую таксу, непригодную даже для охоты на мышей. Весь этот разговор был затеян Дирижаблем с единственной целью вызвать ершистого напарника на словесный поединок. Однако, Кульков, наученный горьким опытом, помалкивал.
Машина уже давно шла узкой, малоезженной лесной дорогой, — деревня Глуховщина располагалась в самом центре Козырянской пущи, в местах необжитых и дремучих, где одно человеческое жилье отстояло от другого на десятки километров, а народ еще чтил древние неписаные законы, весьма отличные от законов большого мира.
Деревня состояла из восьми хат, в девятой, разделенной пополам дощатой перегородкой, располагался магазин и давно закрытый по причине отсутствия персонала фельдшерско-акушерский пункт. Дирижабль отправился искать место, где можно было бы спрятать машину, а Кульков вошел в магазин. В данный момент здесь находились всего два человека: продавщица (она же завмаг, грузчик, истопник и уборщица), нетерпеливо вертевшая в руках связку ключей, и тщедушный дедок в галошах на босу ногу, копавшийся в ящике со скобяным товаром. Деду нужен был гвоздь, причем один-единственный, а поскольку он стоил значительно меньше одной копейки, сделка купли-продажи состояться не могла: взять гвоздь даром гордый старикан категорически отказывался, а продавщица, естественно, не могла выдать ему сдачу. Украшением магазина служили: холодильник ценой сорок рублей (без компрессора), телевизор за двадцатку (с расколотым кинескопом) и развешенная на стенке мелкоячеистая рыболовная сеть (вполне исправная и годная к применению). Кроме того тут было немало другого, никому не нужного, лежалого и запыленного товара, часть которого, судя по внешнему виду, была изготовлена еще до последней денежной реформы.
— Здравствуйте, — сказал Кульков. — Уже закрываете?
Появление в столь поздний час незнакомого человека, да еще в милицейской форме, повергло продавщицу в состояние, близкое к шоку. Кульков тоже молчал, не зная как продолжить разговор. Надо было внятно, доходчиво и спокойно объяснить растерявшейся женщине цель этого визита, однако нужных слов Кульков как раз и не мог подобрать.
Выручило его появление Дирижабля. Времени даром тот, как видно, не терял. На его шее висела тяжелая мониста золотистого лука, а на сгибе локтя — несколько низок сушеных грибов.
— Привет, Маня! — жизнерадостно поздоровался Дирижабль.
— Я не Маня, — прошептала продавщица.
— Какая разница! Не Маня, так Таня. У тебя муж есть?
— Ага, — она кивнула.
— Этот, что ли? — Дирижабль покосился на деда.
— Не-е, это покупатель.
— А раз покупатель, пусть домой идет. Иди, папаша, иди. Мы тут свататься будем.
— А гвоздь? — осведомился дед.
— Гвоздь тебе в собесе на Первое мая бесплатно выдадут, — успокоил его Дирижабль и, не дожидаясь, пока озадаченный этой новостью дед удалится, с видом заправского ухажера, пританцовывая на ходу, подкатил к продавщице. — Значит, муж у тебя есть! Ну, не беда! Со мной ты, Маня, мать родную забудешь, а не то что мужа! — тут его внимание привлекла рыболовная сеть. — Глянь, как раз то, что мне нужно! Сколько стоит?
Продавщица, смущаясь, стала объяснять, что сети продаются по разнарядке райпотребсоюза только членам
— Жалко… — очень натурально расстроился Дирижабль. — Ну если так, иди к мужу. А мы здесь останемся. Можешь запереть нас, если не доверяешь. Имеется сигнал, что на твой магазин этой ночью налет состоится. Дошло?
— Ага, — продавщица снова согласно кивнула, хотя было заметно, что на самом деле до нее ровным счетом ничего не дошло.
— Подождите! — сказал вдруг Кульков, стесняясь молодой и симпатичной продавщицы, он отвернулся, чтобы поправить в носу ватные затычки. При этом одна из них совершенно случайно выскочила, и Кульков унюхал нечто такое, что сразу насторожило его. — Одну минутку…
Мимо стеллажей, на которых гирлянды кирзовых сапог соседствовали со школьными тетрадями, персолью и томатным соусом, он прошел в угол магазина, где из чугунного горшка извлек обернутый целлофаном конверт с тоненькой пачкой денег.
Решительно разорвав конверт (продавщица вскрикнула, решив, что переодетые в милицейскую форму грабители, завладев деньгами, сейчас примутся за нее), Кульков веером раздвинул купюры и выбрал из них одну — сотенную. Именно от нее исходил едва уловимый мятный запах, напоминавший об аптеке, сердечных болях; немощной старости — запах, преследовавший его все последние дни.
— Не помните, кто вам ее дал? — спросил он у продавщицы.
— Парень какой-то еще перед обедом приходил. С бородой. На туриста похожий.
— Какие же сейчас туристы!
— И я так подумала. Опухший он какой-то. Грязный. Да еще в черных очках. Сначала вина просил, а потом бутылку лимонада купил. Я ему с сотни еле сдачу набрала.
Кульков снова понюхал новенькую, хрустящую бумажку и вспомнил, наконец, давно вертящееся на языке слово: «Валерьянка!» Точно — валерьянка. Разрозненные, казавшиеся случайными детали складывались в стройную, ясную конструкцию. У Кулькова взмокли ладони, во рту появилась неприятная сухость.
— Нужно позвонить в отдел; — сказал он Дирижаблю. — Кража будет именно здесь. Пусть срочно посылают помощь и перекрывают дороги.
— Ты что, Кулек, рехнулся? — спросил Дирижабль, впрочем не очень уверенно. — За панику знаешь что бывает?
— Все точно. Голову даю на отсечение. Перед кражей воры оставляют в магазине сотню, обрызганную валерьянкой. А потом по ее запаху находят и все остальные деньги. Вот и весь фокус.
— А почему именно сотню?
— А чтобы ее со сдачей не выдали.
— А почему именно валерьянкой?
— Можно, конечно, и другим чем-то. Тут дело случая. Они в машине ездят, а ничего более подходящего в дорожной аптечке нет.
— Ничего не чувствую, — Дирижабль брезгливо обнюхал сотенную.
— Вы и не почувствуете. У вас обоняние тупое.
— А у них, выходит, кто-то вроде тебя есть… острый?
— Видимо, есть.
— Ну ладно, я доложу. Мне не трудно. Но учти, если что, отвечать будешь ты. Где тут у вас телефон? — обратился он к продавщице.
— Наш неисправен. Сходите к лесниковой вдове. Третья хата отсюда.
Дирижабль исчез на полчаса, а когда вернулся, вид имел не то хмурый, не то озабоченный.