Исчезновения в Гальштате
Шрифт:
– Вот хочу. Я ж тебя не спрашиваю, зачем тебе сдался папаша с пистолетом? А я вот хочу, чтобы мой был дирижером симфонического оркестра. Он будет с оркестром ездить на гастроли, а я с ним тоже. Весь мир объездим. Я во всех музыкальных театрах побывать хочу.
– Совсем ты, Санек, поехал на своей любви к классике. Ты, по-моему, у нас в классе один, может, даже во всей школе единственный, кто любит это слушать.
– Вот и не один. Люба тоже иногда слушает. Я ей на телефон недавно сбрасывал все мелодии из музыки «Пера Гюнта». И ей, кстати, очень понравилось.
– Че за Перагюнт?
– Это типа сказка про одного парня из Норвегии. А музыку к ней сочинил композитор Григ. Очень хорошая музыка. Просто ты не слышал ее. Если бы ты послушал, тебе тоже, может, понравилась бы.
– Не. Я современную музыку люблю. Рэп.
– Ну, как хочешь. Если надумаешь, я тебе тоже кину на мобилу…
Мы помолчали каждый о своем. Киря присел на поваленное дерево. Все-таки он действительно еще очень маленький и быстро устает. Я присел
– Знаешь, Саня… Зря мы все об этом мечтаем. Ну, я про отцов-полицейских и архитекторов, о ласковых мамах. Не будет ничего этого. Усыновляют маленьких, потому что их можно перевоспитать. А нас уже не получится. К тому же мы мальчики. А усыновители любят девчонок. С ними вроде как проще справиться. А нам уже по пятнадцать лет. Никто нас не усыновит. Мы никому не нужны.
И тут вдруг Кирюша заплакал. Даже не заплакал. Просто он тихо заскулил. Его наивные круглые глаза наполнились слезами. Они капали на коричневые сосновые иглы. Я молча сидел рядом и просто ждал, когда несчастный Кирюша выплачет все свое безутешное горе и успокоится. Когда слезы перестали капать, я сказал, чтобы успокоить его:
– Вообще-то, Кирюха, не так уж нам хреново живется. На самом деле, вполне сносно. Немало и плюсов есть. Свободы-то уж точно побольше, чем у домашних. Я вот уже привык в ДД жить. Тяжело, но сносно. Все равно ждать-то нам особо нечего. На себя надо надеяться, и только на себя. Ну и друг на друга. Ты поверь мне, Кирюх… Я всегда готов быть тебе другом. Помогать чем могу. Сочувствовать.
– Да я знаю, Саня, спасибо тебе. Редко кто, кроме тебя, умеет и выслушать, и понять. И я тоже всегда готов ради тебя на все. Ты единственный, с кем я могу об этом говорить… Мы помолчали еще немного и пошли в лагерь. По дороге Киря немного еще хлюпал носом.
Но сейчас как-то у нас стало не принято, что ли, обсуждать свои представления о желанной семье. Все молчат об этом. Как будто вдруг возникло некое внутреннее табу на эту тему. Но все, конечно, очень хорошо понимают, что шансы на усыновление и даже на опеку у нас микроскопические. Мальчик пятнадцати лет – это безнадежный случай. И все же я продолжаю верить. Верить в чудо-чудо, что для меня найдется семья, которая захочет меня взять к себе. Я даже стал читать в интернете сайты, где всякие люди обсуждают, как они выискивали себе детей в детских домах. На что обращали внимание. Но главное – я хотел знать, что для этих усыновителей было самым важным фактором, который заставил их усыновить именно этого конкретного ребенка. Ну, про малышей, которые смотрели наивными печальными глазенками, тянули к мамочке рученьки и просили их забрать, я сразу же пропускал. Это не мой случай. Меня, естественно, интересовали варианты, когда усыновляли именно подростков. Вернее, почему их усыновляли. Никакой закономерности мне найти так и не удалось. Но я заметил, что нередки случаи, когда подростки какое-то время общаются с будущими родителями, типа оказываются рядом с ними в больнице, в походе, или это волонтеры – а потом сами просят напрямую взрослого: возьмите меня, пожалуйста, к себе. И взрослые, которые уже имеют опыт общения именно с этим конкретным подростком, бывает, что и соглашаются.
Если бы я видел пред собой взрослую женщину с мужем, которые ищут себе детеныша, то, наверное, я бы смог как-нибудь там определить, что это за люди, и попытался бы вести себя так, чтобы быть им интересным. Но когда записывают видеоанкету и перед тобой один лишь только оператор, ты должен говорить и изображать нечто такое, что понравилось бы сразу самым разным людям. И простым людям, живущим где-нибудь в селе, и интеллигентным городским откуда-нибудь из Кемерово, одиноким женщинам и моложавым бездетным парам… А это очень трудно – понравиться всем. Вот Витямба как-то умеет это делать, причем непринужденно, даже не прикладывая никаких усилий. Но его решили не снимать в этот раз. Количество видеоанкет ограничено. Это ведь денег стоит. Жребий (или это было решение директора, или попечительского совета) в этот раз пал только на четверых из нашего класса. Люба, Сашка Медведев, Кирюша и я. Все мы ужасно волновались. Ведь это был хоть и микроскопический, но все же шанс. Медведев сказал, что, несмотря на свою ангину и пребывание в изоляторе, все равно будет записываться на видео во что бы то ни стало. И если его медсестра не отпустит, он в окно выпрыгнет и прям в трусах к оператору сбежит… Поскольку этого вполне можно было от нашего футбольного фаната ожидать, то и решено было Сашку временно из изолятора выписать и разрешить ему тоже участвовать с нами троими. Медведев, правда, страшно переживал, что у него немного расцарапана физиономия. Где-то он неудачно приземлился на корявый край мата после очередного броска на самообороне. Сашка, кроме футбола, увлекался и всеми остальными видами спорта: борьбой, скалолазанием, волейболом, лыжами, настольным теннисом, воркаутом и даже бодибилдингом. В общем, лицо у него было довольно заметно поранено. Хорошо, что тут подвернулся – как всегда вовремя – Игоряша. Он зашел в изолятор навестить Медведева и притащил ему мармелад и финики. После спорта на втором месте по любви у Сашки было сладкое. Короче, Игоряша, выслушав стенания своего ученика на несправедливость жизни, немедленно вызвал двух девиц из одиннадцатого класса, весьма сведущих,
Игоряша также посоветовал Сашке не разглагольствовать все полторы минуты записи про футбол и вообще спорт, а постараться показать себя разносторонней личностью. И хоть немного об учебе, мечтах, планах, любимых книгах, фильмах, музыке… Сашка позвал на помощь Витямбу, чтобы тот помог ему придумать, что ему говорить. Типа раз Витямба все равно не участвует, пусть хоть посоветует другу, что делать и как. Витямба, кстати, и правда все придумал очень классно. Во-первых, он запретил Медведеву даже упомянуть про рэп, потому что взрослые люди все считают, что это не музыка, а говно. Поскольку Сашка ничего, кроме рэпа, и не слышал, было решено, что о музыке Медведев вообще будет молчать. И про книги тоже не стоит: слишком будет неестественно, если Медведев станет рассуждать о том, чего отродясь в руках не держал. Расстроенный Медведев уже чуть не плача спросил Витямбу, о чем же ему тогда вообще говорить, раз про все нельзя? Витямба посоветовал остановиться на мечтах. Но и тут у Сашки возникли трудности, так как все его мечты были накрепко связаны с футболом. Мечту о том, как он будет играть в футбол в «Барселоне» вместе с Криштиану Роналду, Витямба раскритиковал. В общем, Медведеву осталось только срочно придумать себе мечту о счастливой семье, в которой он мечтает жить. Сашка закатил глаза и мечтательно произнес, что он грезит, как у него есть отец… чемпион Кемеровской области по самбо, с которым он будет каждое воскресенье ходить на стадион смотреть футбольные матчи. После этой мечты Витямба схватился за голову и обозвал Медведева законченным долбообом. Сашка крикнул ему вслед с укоризной: «А я тебя считал своим другом!» Успокоившись немного, ужасно обидчивый Медведев решил, что будет записывать видеоанкету в костюме и брюках и еще в темных ботинках и галстуке. Таким образом он собирается придать себе вид интеллигентного развитого мальчика. После этого Саня наконец-то успокоился, уверенный в том, что костюм гораздо больше свидетельствует о наличии у него бездонно глубокого внутреннего мира, чем всякие там разговоры. И вообще, он будет больше молчать и сдержанно улыбаться…
…Кирюша, собственно, и не готовился. Он прямо как по сценарию написал себе текст и его выучил так, чтобы произносить без запинки. Я не хотел разочаровывать своего друга, но мне показалось, что его текст получился какой-то уж больно усредненный, без изюминки. Такой текст вряд ли запомнится. Но я поддержал идею Кири сниматься в спортивной майке и трусах, чтобы продемонстрировать потенциальным усыновителям, что Кирилл, несмотря на свой рост и худощавость, вполне развитый физически парень. Мы решили попросить снять меня и Кирю в спортивном зале, где мы будем подтягиваться и качать пресс. Но тут, будь ты не ладен, влез Витямба. Он упорно советовал Кире, наоборот, стараться выглядеть как можно мимимишнее. Типа усыновляют как раз именно малышек, и Кире надо постараться выглядеть лет на десять-одиннадцать, тогда его шансы очень возрастут… можно даже немного посюсюкать… Тут уж Киря не выдержал и послал Витямбу в жопу. Тот вовремя убежал.
Проще всего было с Любой. Она вообще ни на что не надеялась. Взять в семью всех шестерых Лапушкиных не смог бы вообще никто. Таких людей в природе не существует, говорила Люба, и при этом, как всегда, обаятельно улыбалась. Я думаю, что, если бы Люба была одна, без четверых братьев и сестры, ее наверняка бы кто-нибудь усыновил. Ведь она такая добрая, приветливая, умная. Игоряша как-то сказал нам на уроке, глядя на Любу, что, когда иногда она так смотрит, как бы с нежной полуулыбкой, его сердце тает, и он готов поставить ей сразу же пятерку за урок, четверть, полугодие и вообще за весь год… Игоряша вообще умеет про каждого своего ученика сказать так, что потом вся школа про это говорит, а сам объект его высказывания наверняка запомнит его слова на всю жизнь. Я вот его слова о себе очень часто себе же повторяю… Но вернусь к Любе. Как это ни печально, но в таком составе надежды у нее не было никакой. При этом она так любила своих младших, что и помыслить не могла о том, чтобы ее кто-то забрал в семью без Коленьки, Саши, Гали, Вовки и маленького Пашки. Она всегда была очень умной и заботливой. Пожалуй, даже самоотверженной. Как-то Люба (мы тогда вместе дежурили по столовой и расставляли тарелки) сказала мне, что было бы лучше, чтобы в видеоанкете присутствовали не все они шестеро, а только трое из них.
– А кто именно из трех? – спросил я.
– Ну, не я. Я уж скоро выпущусь из детдома, пойду учиться дальше, работать буду. Не пропаду. Я думаю, что есть шансы, что кто-то заберет, только если будет не больше троих детей. Коля тоже уже довольно взрослый. К сожалению, он уже сильно испорчен. Ну, ты сам все знаешь. И курит по-взрослому, и пьет конкретно, как мать, шляется где и с кем попало. Если его усыновят, то все равно вернут сразу, а с ним и всех остальных забракуют. Сам знаешь. Эта тема с наследственностью очень для опекунов актуальна обычно. Остается четверо: Сашка, Вова, Валя и Пашуня. Выбирать троих надо.