Исчезнувшая
Шрифт:
— Чудовищно так поступать.
— Я не хочу получить власть над тобой. Я хочу помочь тебе. Поживи в доме на озере. Если почувствуешь давление с моей стороны или другое неудобство — просто уедешь. Самое страшное, что может с тобой произойти, — это несколько дней отдыха. Расслабишься немного.
Вдруг рядом с нашим столиком возникает давешний усач. На его лице смущенная улыбка.
— Простите, мэм, вы не из семьи Энлоу, часом?
— Нет, — отворачиваюсь я.
— Еще раз простите, но вы так похожи…
— Мы приехали из Канады, — решительно заявляет Дези. — Уж извините.
Парень закатывает
— Нужно ехать, — говорит Дези. — Давай отправимся в дом на озере. Отвезу тебя прямо сейчас.
В особняке у Дези шикарная кухня. Там есть спальня, по которой хоть на коне скачи, такая она огромная. Там есть Wi-Fi и кабельное телевидение — чего еще можно желать? Ах да, вместительной ванны, махрового халата и кровати, которая не скрипит, будто вот-вот развалится.
Правда, ко всему этому прилагается Дези. Но Дези вполне управляем.
Усач теперь смотрит на меня пристально и вовсе не доброжелательно.
Я наклоняюсь и легонько целую Дези в губы. Он должен понять, что это и есть мой ответ.
— Ты замечательный мужчина. Прости, что втянула тебя.
— А я вовсе и не прочь.
Мы направляемся к выходу, мимо особенно депрессивного бара, — там во всех углах бубнят телеящики. И тут я вижу Шлюшку.
Шлюшка устроила пресс-конференцию.
Энди выглядит юной и невинной. Похожа на няньку, но не сексуальную няньку из порнофильмов, а настоящую — ту, что в самом деле играет с детьми. Я знаю, что эта Энди ненастоящая, ведь я интересовалась ее повадками. В реальной жизни она носит открытые блузки, выгодно подчеркивающие грудь, и обтягивающие джинсы; ее волосы длинные и волнистые. В реальной жизни она выглядит, как пишут в Интернете, — «я бы вдул».
Сейчас на ней скромное платье спортивного покроя, волосы зачесаны за уши. Похоже, она недавно плакала — под глазами розовые припухлости. Она выглядит усталой и задерганной, но очень симпатичной. Гораздо красивее, чем я думала. Никогда не смотрела ей прямо в лицо. Оказывается, у любовницы моего мужа веснушки.
— Ох, дерьмо… — говорит одна из женщин своей подружке с волосами цвета дешевого каберне.
— Да уж… А я начала было сочувствовать этому парню, — отвечает та.
— У меня кое-какая хрень в холодильнике старше, чем эта девчонка. Ну и засранец!
Энди стоит перед микрофоном и сквозь опущенные ресницы смотрит на листок бумаги, дрожащий в ее руке. На верхней губе капельки пота блестят в свете софитов. Она смахивает пот указательным пальцем и говорит, откашлявшись:
— Вот мое заявление. У меня была связь с Ником Данном. Все началось в апреле две тысячи одиннадцатого и продолжалось по июль этого года, до того дня, когда исчезла его жена Эми Данн. Ник был моим преподавателем в колледже Северного Карфагена. У нас завязалась дружба, которая переросла в более серьезные отношения.
Энди прерывается, чтобы еще раз прочистить горло. Брюнетка позади нее — не намного старше — протягивает стакан с водой. Энди принимает трясущейся рукой, пьет.
— Мне ужасно стыдно оттого, что я позволила себе связь с женатым мужчиной. Это против всех моих убеждений. Но я верила, что на самом деле его люблю. — Она всхлипывает, голос срывается. — Думала,
Голосок у нее тоненький, детский. Она смотрит на ряд камер и вдруг оборачивается, словно в испуге. Румянец, красный, как яблоко, расплывается пятнами на щеках.
— Я… я… — Энди плачет.
Ее мать — а это видно по таким же огромным анимешным глазам — кладет ладонь ей на плечо. Девушка продолжает читать по бумажке:
— Мне стыдно за свой поступок. Я хочу попросить прощения у родственников Эми за то, что внесла свою лепту в их боль. Я сотрудничаю с полицией по любым вопро… Ой, я это уже говорила.
Она неуверенно улыбается, а собравшиеся репортеры подбадривают ее смешками.
— Бедная дурочка, — говорит красноволосая.
Она мелкая шлюшка, за что ее жалеть? Представить трудно, чтобы кто-то пожалел Энди. Буквально отказываюсь в это поверить…
— Я двадцатитрехлетняя студентка, — продолжает она. — Я прошу об одном: дайте мне справиться с болью, дайте мне немного времени…
— Удачи тебе, — бормочу я, глядя, как Энди уходит, а полицейский, сопровождающий ее, отказывается отвечать на вопросы журналистов.
Ловлю себя на том, что поворачиваюсь влево, будто желаю проследить за ними.
— Бедная овечка, — говорит пожилая женщина. — Она выглядит напуганной.
— Наверное, он все-таки убийца.
— Он был с ней больше года.
— Подонок!
Слегка толкнув меня локтем, Дези спрашивает одними глазами: «Ты знала? Ты в порядке?» Мое лицо перекошено яростью — какая еще, к матери, бедная овечка! — но я притворяюсь, что всему виной известие об измене Ника. Я киваю, улыбаясь. Да-да, я в порядке… Но когда мы собираемся идти дальше, я вижу своих родителей, приближающихся к микрофону. Как всегда рука об руку, как всегда — пара. Похоже, что мама недавно подровняла волосы. Я задумываюсь, стоит ли обижаться на то, что она находит время заниматься собой, когда ее дочь исчезла. Когда кто-нибудь умирает, а его родня продолжает вести привычный образ жизни, всегда слышишь: имярек этого как раз и хотел. А вот мне этого почему-то не хочется.
— Наше заявление будет очень коротким, — говорит мама. — На вопросы отвечать не станем. Для начала мы бы хотели поблагодарить за огромную поддержку, оказанную нашей семье. Кажется, что весь мир любит Эми так же, как и мы. Эми, мы помним твой нежный голос, твой мягкий юмор, твой живой ум и доброе сердце. Ты и в самом деле удивительная. Мы вернем тебя. Я уверена, у нас все получится. Это во-первых. Во-вторых, мы поняли, что совсем не знали нашего зятя Ника Данна до сегодняшнего утра. С самого начала этого кошмара он был менее внимательным, менее заинтересованным, менее обеспокоенным, чем следовало. Трактуя сомнения в его пользу, мы приписывали отстраненность Ника душевному потрясению. Теперь же мы знаем, как обстоят дела в действительности. Мы отказываемся поддерживать Ника. Впредь мы будем самостоятельно заниматься поисками Эми, не переставая надеяться, что ты, доченька, вернешься к нам. Твоя история не закончена. Весь мир ждет новой главы.