Исчезнувшая
Шрифт:
«Мне нужно покинуть эти стены, — думал я. — Мне нужно порвать с Эми раз и навсегда».
Сжечь все мосты и не возвращаться.
«Кем же я стану без Эми?»
Это я и должен выяснить. Я расскажу свою собственную историю. Как же все просто!
На следующее утро, когда Эми увлеченно защелкала клавиатурой, чтобы подарить миру свою «Изумительную», я перенес в гостиную ноутбук и уставился на сияющий белый экран.
Вот и начата первая страница моей книги.
«Я изменник, слабак и трус, и я герой этого повествования. А женщина, которой я изменял, моя жена Эми Эллиот-Данн, — убийца и социопатка».
Я
Годится. Я бы и сам не отказался почитать про такое.
Эми Эллиот-Данн
Десять недель после возвращения.
Ник до сих пор притворяется. Мы оба притворяемся, что беззаботны и счастливы, что любим друг друга. Но я слышу, как поздно вечером он стучит по клавиатуре ноутбука. Он пишет. Пишет свою историю, в этом нет сомнений. В лихорадочной спешке изливает мысли на клавиши, а те щелкают и цокают, как миллион насекомых. Когда Ник засыпает (хотя он сейчас спит беспокойно и настороженно, а я — крепко и спокойно, как он в прежние времена), я пытаюсь залезть в его файлы. Как бы не так — он усвоил урок. Перестал забивать в окно пароля день рождения — свой, или матери, или Бликера. Мне не удалось заглянуть в текст. Но я по-прежнему слышу, как он печатает быстро, без пауз, и представляю себе Ника, сгорбленного над клавиатурой, его плечи, торчащий между зубами кончик языка. Тогда я понимаю, что совершенно права, пытаясь лишний раз подстраховаться. Защитить себя.
Потому что пишет он отнюдь не любовный роман.
Ник Данн
Двадцать недель после возвращения.
Я не уехал. Я хотел поразить свою жену, которая не привыкла чему бы то ни было удивляться. Хотел вручить ей рукопись на крыльце, перед тем как отправлюсь заключать договор с издательством. Вот-вот весь мир узнает правду и обрушит накопившееся дерьмо тебе на голову, а ты и поделать-то ничего не сможешь. Возможно, ее так и не упрячут в тюрьму, поскольку книга — всего-навсего мое слово против ее слова. Но на своем примере я убедился, как важно общественное мнение, даже если закон молчит.
Итак, выходим на поле. Команда Ника против команды Эми. Игра продолжается. Хоть гребаными футболками торгуй…
Когда я шел к Эми, колени слегка дрожали. Ведь я намеревался выйти из ее сюжета.
Я показал ей рукопись, жирным шрифтом напечатанный заголовок «Сука-психопатка». Как бы очередная «внутренняя» шутка. Мы оба их любим. Я ждал, что она вцепится ногтями мне в лицо, разорвет рубашку, укусит меня.
— О, ты как раз вовремя, — бодро проговорила Эми, широко улыбаясь. — Могу я тебе кое-что показать?
Я заставил ее повторить опыт на моих глазах. Помочиться на полоску. При этом сидел рядом на корточках и следил, чтобы струя попадала точно на «тест», окрашивая его в голубой цвет — подтверждая беременность.
Затем я затолкал Эми в машину и повез к врачу. Следил, когда у нее брали кровь — а ведь она всем наврала, что не выносит вида крови! — и ждал два часа результаты анализа.
Эми была беременна.
— Ну уж точно не от меня, — возмутился я.
— А
— ЭМИ!!!
Я поверить не мог. Ведь с ее возвращения мы не занимались сексом.
И вдруг вспомнил — упаковка салфеток, кресло, обитое винилом, телевизор и диски с порно… И моя сперма, которая лежала в каком-нибудь больничном холодильнике. Когда пришла бумага насчет моего добровольного отказа от хранения, я оставил ее на столе, и она сразу же затерялась. А вот моя жена не считала ворон, она живо смекнула, что такой материал может ей очень даже пригодиться.
Гигантский пузырь радости вздулся в груди — и я ничего не мог с этим поделать, — а потом радость сменилась металлическим привкусом ужаса.
— Я вынуждена кое-что делать для обеспечения собственной безопасности, Ник, — сказала Эми. — По одной-единственной причине: я не могу полностью доверять тебе. Ну, для начала ты должен уничтожить эту рукопись. А для полной гарантии поклянешься мне в том, что покупки в кредит, спрятанные в сарае, сделаны тобой и что ты считал, будто я тебя подставляю, но сейчас любишь меня, я люблю тебя и наши отношения в полном порядке.
— А если откажусь?
— Думаю, это будет просто ужасно… — Она положила ладонь на свой едва наметившийся животик и нахмурилась.
Мы потратили годы, пытаясь доказать друг другу, кто главнее в нашем семейном союзе, в нашей истории любви, в нашей судьбе. И вот я проиграл окончательно и бесповоротно. Я создал рукопись, а она создала жизнь.
Можно было бы посудиться за ребенка, но я знал, что мне не победить. Эми наслаждается войной — кто знает, какие резервы она еще приготовила? Когда она родит, я не буду даже «папой выходного дня», мне позволят общаться с ребенком только в присутствии инспектора по делам несовершеннолетних, лениво потягивающего кофе за соседним столиком. А возможно, Эми и на этом не остановится. Представляю себе обвинения в приставании из хулиганских побуждений к малолетним или даже в насилии, а тогда я точно никогда не увижу своего малыша, его упрячут далеко-далеко. И мать будет нашептывать ложь в маленькое розовое ушко.
— Между прочим, это мальчик, — добавила Эми.
Вот так я в конце концов угодил в плен. Эми завладела мной навсегда… по крайней мере до тех пор, пока сама не решит отпустить. Я должен был спасти сына, чтобы распутать, размотать, развязать сплетенную ею страшную паутину. Я готов был отдать жизнь за своего ребенка, что, собственно, и сделал. Чтобы стать человеком достойным уважения, я выращу сына.
Я уничтожил свою книгу.
Бони приняла звонок сразу же.
— В «Панкейке»? Через двадцать минут? — спросила она.
— Нет.
Я сообщил Ронде, что скоро стану отцом и поэтому прекращаю любые попытки расследования. Что я отказываюсь от всех обвинений, дезавуирую заявление, будто моя жена пыталась навлечь на меня подозрение в убийстве, соглашаюсь с отведенной мне ролью в покупке вещей в кредит.
Бони долго молчала. Потом пару раз хмыкнула.
Я представлял, как она жует щеку и расчесывает пальцами жидкие волосы.
— Берегите себя, Ник, — наконец сказала она. — Берегите и малыша тоже. — Потом рассмеялась. — А вашу Эми и правда на кривой козе не объедешь.