Ищущий во мраке

Костяной Богдан

– Это слова не мальчика, но мужа. Надеюсь, не в последний раз их слышу от тебя, – шмыгнув носом, отец опёрся на костыль и скрылся во мраке кухни.

Признаться, в тот момент я даже подумал, что больше никогда не встречусь с побоями от него, но… Мне просто показалось. Отец был неисправимым пьяницей до самого гроба. И не он один.

Сколько их видел, лишь пару разу в год они проявляли трезвость ума, словно забытая совесть и честь возвращались на мгновение. Однако не стоило обманываться, я всегда так считал и буду считать: кто раз плотно взялся за стакан –

уже не отпустит. Поэтому, ещё с детства я обходил все трактиры десятой дорогой, а от одного только запаха перегара мне хотелось блевать, но не желудком, а скорее, душой. Это, конечно, не помешало мне спустя несколько лет напиться с Ростмахом, за что и по сей день стыжусь.

– Мамочка, а как его зовут? – спросил я, когда понял, что отец пошёл на кухню не затем, чтобы принести матушке воды. До ушей донеслось звяканье горла бутылки о стакан.

«Даже в такой момент жить без спирта не может!»

– Хм… – устало протянула она, измученная родами. – Пусть будет Ольгерд. Так звали моего отца, он был бедным плотником, но честным человеком. Знал бы ты, как не хватает таких сейчас… – и уснула вместе с малышом на руках.

На следующее утро я шёл в школу один, поскольку теперь все силы матушки уходили на заботу об Ольгерде. Отец тоже где-то помогал, но я понимал, что продлится это не долго. Наверно, год или два, пока малыш не научится ходить.

Седьмое воспоминание

Мы проплыли несколько часов прежде, чем дети зашевелились и начали пробуждаться. Первым открыл глаза мальчишка и тут испугался, увидев незнакомого дядьку, который вёз их куда-то на лодке. Малец что-то прохрипел и попытался выскочить за борт, но его тут же обняла, с трудом повернувшаяся в сторону сестра.

– Спокойней… спокойней… он н-нам пом-мог… – с трудом произнесла она.

– Не бойтесь, вы в безопасности, – я подтвердил её слова. – Наверно, следует остановиться. Вы очень плохо выглядите.

Достав весло, я увёл шлюпку в сторону берега, пока дно не затормозило о песок. Девочка тут же перевалилась грудью через бортик и выблевала какую-то кроваво-гнойную смесь. И уже потянулась зачерпнуть воды из реки, как я схватил её за запястье.

– Вода отравлена серой гнилью, – взамен, я предложил ей то, что осталось во фляге Кемеля. – Я бы в ней даже умываться не советовал.

– Н-но разве в-вы не пили…

– Я мракоборец, мне зараза не страшна.

Услышав это, в измученных детских глазах вспыхнул огонёк надежды. Девочка слегка смочила губы, а остальное вылила в рот брату. Утолив жажду, дети понемногу начали приходить в себя.

– Я вскипячу немного воды в котелке, чтобы промыть ваши раны.

Мы не только прихватили еду и патроны с акаимцем, но и кое-какую посуду с корабля, предметы первой необходимости и прочий инвентарь для выживания в дикой среде.

Дети сами вылезли из лодки и взошли вверх по склону берега, усевшись на траву, закутанные в парусину. Я отошёл буквально на десять метров, чтобы не выпускать их из виду и нарубил сухих веток. Затем, методом трения,

разжёг небольшой костерок и поставил на него вместительный – даже не котёл, – а целый казан воды. Разрезав запасной кусок парусины на десяток-другой лоскутов, бросил их в воду кипятится. Детям нужно перевязать раны. Жаль только мази никакой нет…

– Вот, поешьте, – подержав близ огня несколько минут банку телятины, я поставил её открытой перед детьми и дал ложки, что мы с Кемелем также прихватили с собой.

– Вы так… добры… Почему? – трогательно всхлипнула девочка.

– От старых привычек нелегко отделаться. Кушай, – улыбнувшись, я продолжил следить за кипячением повязок. Нужно будет наполнить все фляги водой после этого, уйдёт пара часов. Пусть дети поспят в это время в спокойствии.

– А, как вас зовут? – я вспомнил вдруг, что так и не спросил их имена.

– Этна, а его – Марко, – ответила девочка.

– Эдгар. Без всяких «господин», «мистер» или «сэр», – приподняв шляпу, представился.

– Хорошо, Эдгар, – натянуто улыбнувшись потрескавшимися до крови губами, ответила Этна и, наконец, припала к тушёнке.

Где-то через час вода закипела. Дети закончили с трапезой, и я попросил их снять обрывки одежды.

– Эдгар, а это… обязательно? – вздрогнула Этна.

– Что такое? – я не совсем понял, что она имела в виду.

– Ну… раздеваться… Эти тощие заставляли меня снимать одежду и трогали…

– Нет-нет-нет! – помотал я головой. – Я не такой как эти ублюдки. Мне просто нужно обработать ваши раны. Можешь повернуться ко мне спиной, если тебе так будет удобно.

– Х-хорошо… – ответил бедный, запуганный ребёнок.

Дождавшись, когда вода станет приемлемой температуры, я намочил тряпку и нежно провёл по исцарапанной спине Этны. Девочка вздрогнула.

– Щиплет… – всхлипнула она.

– Потерпи, потом станет лучше.

– Холодно, дядь! – стуча зубами произнёс Марко.

«Чёрт, нужно достать им где-то одежду! Эти загаженные обноски совсем не годятся, а на улице почти дубак. Но я не слышал, чтобы хоть где-то за годы после пропажи света шили детскую одежду».

– Закутайся в парусину и приляг у костра, пока я занят Этной.

Пришлось поторопиться. Не хватало только застудить их. Обмыв девочку кипячёной водой от крови и испражнений, я наложил прокипячённые повязки на места порезов и натёртой верёвками кожи. Закутал в парусину и также уложил у костра.

Марко, несмотря на возраст, более стойко вынес процедуры обеззараживания, ни разу даже не всхлипнув. Видать, приучили, что мальчики не должны плакать.

– Я хочу, чтобы вы посидели часик-другой в лодке сами. Хорошо?

– Куда ты, Эдгар? – спросила Этна.

– Я слышал неподалёку оленя. Вряд ли сможем унести его всего, но хотя бы немного мяса получится срезать, – ответил я.

– А как же хищники?! – взволновалась девочка.

– Мракоборцы не вкусные, – подмигнув ей, я зажёг лампу и поставил на пол лодки. – Чтобы не боялись темноты. Поспите. Вряд ли тут кто-то ошивается из людей, кроме нас.