Ищущий во мраке
Шрифт:
– Хорошо, сейчас я её разбужу. Подождите снаружи, – ответила Люси.
Мы с комиссаром вышли в зал. Усевшись в кресло, он подозрительно посмотрел на меня:
– Чего стоите? Присаживайтесь.
– М-можно? – спросил я. Комиссар тяжело вздохнул, закатив глаза. – Хорошо.
Спустя минуту молчания, я решил задать вопрос по существу.
– Расскажите мне о симптомах. Как давно это началось? Как менялось самочувствие Беллы за время болезни? Какие боли или проблемы у неё начались?
– Ну… это было с полмесяца
– Мокрота была цвета ржавчины. Спустя дней пять, Белла совсем перестала вылезать из кровати, начались головные боли и… В общем, ничего особо не поменялось с той поры. Жена ночами на пролёт от неё не отходит, сбивает температуру.
– Сколько градусов температура? – уточнил я.
– Когда получше – около тридцати семи с половиной. Но иногда её бросает в судороги и появляется жар, на котором можно было бы яичницу готовить, – попытался пошутить комиссар, но как-то не задалось.
Не то, чтобы я переживал за этого ребёнка, хотя, безусловно, мне всегда было жаль больных малышей. Но от неё зависело – попаду ли я на фронт или нет. Полагаться на честность комиссара не хотелось. Мне с трудом верилось, что в случае смерти дочери, даже от не зависящих от меня причин, он позволит мне уйти от службы.
– Что можете сказать, доктор? – впервые он обратился ко мне по профессии. Видимо, усталый вид жены и дочери смягчили офицера.
– Она кашляла кровью? – последний, наводящий вопрос прозвучал из моих уст.
– Нет, – мотнул головой комиссар.
– Хорошо. Значит, можно ещё побороться.
Щёлкнул дверной замок, в зал, прищурившись, вышла хозяйка. Она обессилено рухнула на диван, судя по виду, впервые за день приняв горизонтальное положение.
Кивнув друг другу, мы с комиссаром проследовали в комнату.
На столе горела масляная лампа. Маленький человек, посильнее прижав к себе зайку, уставился на меня, с трудом удерживая веки от того, чтобы те вновь сомкнулись. Круги под её глазами были не меньше материнских.
– Ты хорошо выспалась? – ласково спросил комиссар, опустившись на колени перед кроваткой. Видимо, из-за боли и жара, сон для ребёнка стал редкостью.
– Угу… – едва слышно ответила Белла, и даже этого хватило, чтобы вызвать приступ кашля. На мокрое от пота одеяло попали бурые капли слюны.
– Я привёл дядю, он тебе поможет. Только пообещай его слушать, хорошо? И тогда станет легче, – комиссар взял дочь за руку. На этот раз, девочка ответила коротким кивком.
Я надел на лицо повязку, чтобы мокрота не угодила в мои дыхательные пути. Учитывая следующие несколько минут,
Они вздымались одновременно. Уже хорошо – ритм дыхания не сбился. Количество жидкости, однако, поражало. Болезнь была запущена, но спасти ребёнка ещё было можно.
Глубокие вдохи привели к волне болезненного кашля, от которого девочка разрыдалась... или попыталась это сделать. Её голос охрип настолько, что вместо плача вырывались звуки засорившейся трубы.
Затем, я попросил Беллу открыть рот и осмотрел гланды. Они были до ужаса распухшими и красными. Комиссар добавил, что в последние дни ей тяжело есть что-то, кроме куриного бульона. Любая твёрдая пища вызывала невыносимую боль.
Достав градусник, я померял температуру: шкала ртути остановилась на отметке в 38,2 градуса.
– Что я могу сказать… – произнёс я, завершив осмотр. – Сейчас я поставлю ей горчичники. Скажите жене, пусть вскипятит воду в чайнике, у меня есть травка, которую нужно будет выпить. Она снизит жар.
– А дальше? – с надеждой посмотрел на меня комиссар.
– Не все лекарства у меня есть. Я дам список того, что нужно будет купить. И молитесь… молитесь О, чтобы всё было хорошо. Тогда, есть шанс, что до конца месяца она сможет встать с кровати. А там уже организм справиться сам.
Произведя все описанные процедуры, я собрал саквояж и, утешив напоследок мадам Люси, вышел за порог квартиры.
– Постойте! – выскочил на площадку комиссар. – Я… хотел бы извиниться… Ну… за то, что вам пришлось на колени встать, доктор Радский… И за угрозы… В общем, спасибо, что помогли, – с этими словами, он протянул мне несколько купюр номиналом в десять клети.
– Не стоит, вы же и так обещали помочь! – ответил я, но комиссар настойчиво запихнул их мне в карман.
– Вы сами сказали, что у вас брат болеет. Можете считать это солидарностью, можете – попыткой извиниться. В общем, моя семья не обеднеет. Завтра я целый день в здании комиссариата, так что дома будет только моя жена. Если вдруг всплывёт что-то серьёзное, доктор Радский, вы лучше мне потом наедине скажите. Я беспокоюсь за здоровье Люси.
– Хорошо, полковник, – с пониманием кивнул я.
Вернувшись домой, я сполз по двери прямо в коридоре. Держась за стену, меня вышел встретить Ольгерд.
– Всё хорошо, брат? – спросил он.
– Да… Пока что. Будем молиться, чтобы так и продолжалось, – ответил я ему и спросил: – Как прошёл ваш с Рутой день?
– Сестрёнка изготовила оладушки и купила мне новые карандаши! – похвастался брат.
– Как-как ты её назвал? – удивился я.
– «Сестрёнкой», а что? Она хорошая, добрая, заботится обо мне. Прям как матушка, только моложе, поэтому и сестрёнка! Старшая сестрёнка, хи-хи! – сказал Олли.