Исход
Шрифт:
Мунго, надвинув на глаза лисью шапку, подъехал к «линкольну», подошел к шоферу и сказал:
— Друг, у меня две девочки есть… Съездим… Тут рядом…
— Давай, давай отматывай отсюда, — лениво ответил шофер, разморенный жарой.
— Одна блондинка, другая черненькая, — продолжает Мунго, осторожно присаживаясь рядом с шофером. Тот свирепо глянул на Мунго и осекся: в ребра ему уперся
— Пристрелю, — сказал Мунго шепотом. — Буддой клянусь! Езжай.
Шофер включил мотор, тронул машину. Мунго свистнул коню, тот побежал следом.
Несется «линкольн» к тюрьме, навстречу машине выскакивают стражники, на всем ходу «линкольн» врезается в толпу стражников. Мунго палит в остальных, которые в ужасе разбегаются, машина тормозит возле стены, Мунго кричит:
— Прыгай, Сомов, прыгай вниз!
А Сомов лежит, обгоревший, и медленно ползет к краю крыши — еле-еле двигается, а уж стреляют где-то, визжат казаки, слышно конское ржанье.
— Ну! — кричит Мунго. — Скорей, Сомов!
Он успел заметить, как шофер тянется к ручке, чтобы выпрыгнуть из машины. Мунго ударяет шофера рукоятью маузера, кричит:
— Пристрелю! Сидеть!
Подполз к краю крыши Сомов, и здесь силы оставили его, Мунго подтянулся к нему, ухватил его за шею, Сомов громко застонал. Мунго сбросил его в машину, крикнул:
— Гони!
И начинается нечеловеческая погоня казаков за машиной. Мунго отстреливается.
Сомов почти без сознания лежит на заднем сиденье. И вдруг машина начинает выделывать восьмерки — вот-вот перевернется. Мунго оборачивается к шоферу, а тот лежит на руле с простреленной головой.
— Сомов! — Кричит Мунго. — Сомов! Его убили, Сомов!
Машину разворачивает и несет обратно на преследователей.
— Сомов! Сомов!
— Помоги мне, — хрипит Сомов.
И Мунго перетаскивает его на переднее сиденье. Сомов берется за руль распухшими, обожженными пальцами, плачет от боли, матерится, шепчет что-то окровавленными губами, а Мунго стоит рядом с ним, широко расставив ноги, и выборочно стреляет в преследователей.
Отстает постепенно погоня. Несется вперед машина. Кипит вода в радиаторе.
Юрта старика, у которого
Мунго вносит в юрту Сомова, кладет его на кошму, говорит:
— Старик, молись за него. Иртынцыцык, вари травы дамбасу. Он обожжен до костей.
— Мунго, — тихо говорит Сомов, — возвращайся поближе к Урге. Будь тенью Унгерна. Ходи по ночам следом за ним, не отставай от их, армии, все время иди следом верстах в трех — пяти, чтоб тебя могли найти мои люди, если понадобишься. Ты отвечаешь за Унгерна, он нужен нам… Иртынцыцык, ну-ка покажись мне, — вдруг мягко улыбнулся Сомов.
Девушка смущенно закрылась рукавом. Сомов закрыл глаза, вздохнул и прошептал:
— Пусть старик помолится, чтобы завтра утром я смог встать…
Мунго отвел Иртынцыцык к котлу, в котором кипели травы, и, прислушиваясь к медленному песнопению старика, стоявшего перед трехглазым Буддой, говорил невесте:
— Иртынцыцык, старик даст коней, Иртынцыцык, ты должна завтра отвезти Сомова к Хатан Батору Максаржаву, он возле Кабдо. Ты знаешь дорогу туда. Мимо синей реки. Там вы смените коней в юрте у Дугаржава. Потом пойдешь дальше, через Рысью падь, и там сменишь коней, в юрте Ценде. Потом вы пройдете еще полночи и смените коней у охотника Цевена. Ты запомнила, Иртынцыцык?
— Я запомнила, Мунго.
А Мунго вышел из юрты, исчез в кромешной темноте…
Хлещет дождь, заливает лагерь северных войск. Запали щеки у Сомова, заострился нос, на лбу шрамы от ожогов. Он обнимает Иртынцыцык, говорит ей:
— Девочка, спасибо тебе. Возвращайся к Мунго, скажи ему: за ним Унгерн. Он поймет.
Маленькая комнатка часовщика в Кяхте. Натяжно звонит звонок. Часовщик отпирает дверь, и в комнату вваливается Сомов. Он секунду стоит на пороге, а потом как подкошенный падает.
— Завтра, — прошептал он, — утром.
Достал листок бумаги, положил рядом с собой в лужу, которая стекает с его одежды.
— А теперь — спать.