Искатель. 1974. Выпуск №6
Шрифт:
— От кого вы так рьяно желаете ее спасать?
— От хамья. От торжествующих невежд, которые ходят с красными флагами и распевают идиотские частушки…
— Кроме того, сеют хлеб для господ профессоров, печатают им книги, шьют одежду, строят профессорские дачи…
— Наивная агитация… Слова! А неделю назад в квартиру моего сослуживца по кафедре вселили ткачиху с Прохоровской мануфактуры. Она свалила в угол книги, а в судке из севрского фарфора ручной работы вымачивает пайковые селедки…
Темные глаза профессора с ненавистью уставились на Менжинского.
—
— А вы не задумывались, что на великом огне Прометея заживо сожгли Джордано Бруно… Однако мы говорим не по существу. Мне нужно предложить вам несколько вопросов.
— На вопросы отвечать отказываюсь…
— Думаю, что у нас еще будет возможность побеседовать. В том числе и на темы спасения русской культуры.
ГЛАВА VIII
В квартире Ступина чекисты никого не застали. Бумажный пепел, раскиданный возле «буржуйки», подсказал, что вожак «Добровольческой армии» оказался человеком осторожным. Оставив в квартире засаду, комиссар Линде поехал на Лубянку.
— Надо было еще вчера выставить надежное оцепление, — посетовал Вячеслав Рудольфович, поглядел на огорченное лицо Линде и не стал распекать комиссара за неудачу.
— Ступин уже неделю не появляется на своей квартире…
— Где же он может скрываться?
— Москва большая, товарищ Менжинский, можно в такую дыру забиться, что не скоро отыщешь. Вдруг он уже катит на поезде?
— Не думаю… Судя по материалам, которыми мы располагаем, Ступин — это один из руководителей заговора. Выступление у них было намечено на завтра. В этих условиях Ступин не мог отказаться от планов. Раз так, ему надо укрыться в таком месте, где он был бы в курсе событий. На месте Ступина стали бы вы забиваться в незнакомую нору?
— В незнакомую не стал бы…
— Я думаю, надо поинтересоваться, не появлялся ли Ступин в Кунцеве или Кускове. Во-первых, там свои, а во-вторых, он может думать, что нашей операцией охвачена на первом этапе только Москва. Немедленно выезжайте в школу в Кусково. В Кунцеве наши товарищи уже есть. Я дополнительно свяжусь с ними.
— Водки, — коротко сказал Ступин, усевшись за крохотный столик в дальнем углу задымленного подвальчика.
Вывеска над входом в подвальчик извещала, что здесь находится столовая артели «Пролетарское питание». Днем в столовой подавали жидкий картофельный суп, кашу, заправленную прогорклым маслом, и морковный чай. В восемь вечера в зале гасили огни, и тогда избранные и посвященные по одному тянулись в тупичок, проходили в узкую дверь, спускались по крутой лестнице и попадали в задние комнаты. Тот, кто имел деньги, мог здесь потребовать и шампанское, и стерлядь, и паштет из гусиной печенки, и шустовский коньяк, и молочного поросенка.
— Давненько не были, Алексей Петрович, — суетился возле столика вертлявый, с маслеными глазками хозяин подвальчика. — Грешно забывать, грешно!.. Мигом соорудим… Селедочка есть
— Давай! — хрипло ответил Ступин. — Селедку давай. Мамзельку, ветчину, грибы… Все тащи!
От водки пошло туманное, расслабляющее тепло. Унялось надоедливое подергивание века, и кровь, словно одолев внутреннюю преграду, ударила в висках живыми толчками, прогоняя тупую ломоту в затылке и холод в кончиках пальцев.
Четвертый день полковник Ступин уходил от чекистов.
В ночь, когда комиссар Линде ехал к нему на квартиру с ордером на арест и обыск, Ступин в самом деле находился в Кускове. Только не в школе, как полагал Менжинский, а на полигоне, начальник которого был одним из командиров ударного отряда. Здесь он узнал про аресты и понял, что выступление провалилось. Ступин послал начальника полигона срочно добыть подходящие документы и командировочное удостоверение, чтобы уехать из Москвы в сторону Орла и там перейти фронт.
Но, прежде чем документы были добыты, в Кусковской школе появились чекисты. С полигона пришлось уходить.
Километров десять Ступин шел пешком, затем попалась попутная ломовая подвода, на которой он вернулся в Москву. Ни по одному из известных адресов Ступин идти не решился. Возле Рогожского кладбища нашел дом, в котором сдавались места для приезжих староверов-богомольцев. Там провел ночь. Лежал в затхлой конуре с ободранными обоями, отбивался от клопов и тоскливо ждал облавы. Утром, так и не сомкнув глаз, расплатился с хозяйкой и наугад пошел по улицам. Вышагивал по извилистым окраинным переулкам, утыкался в тупик и поворачивал назад. Казалось, только в таком непрерывном движении и спасение, что стоит остановиться, как рядом окажутся чекисты.
К вечеру, обессилев от усталости, страха и нервного напряжения, Ступин вдруг обнаружил, что ноги привели его на Трубную площадь.
Он вспомнил о подпольном питейном заведении, и в голове сложился план, как пересидеть облаву.
Опасался Ступин не напрасно. Линде довольно быстро выяснил, что на полигоне ночевал высокий мужчина, по описанию похожий на Ступина, и что утром он ушел по направлению к ближнему лесу.
Чекисты прочесали лес и вышли на проселочную дорогу. По ней ездили ломовики, доставлявшие в Москву дрова. Один из них сообщил, что вез в Москву человека, похожего по приметам на того, кого они ищут.
— Возле Рогожки сошел… Вроде к Сычихе отправился.
— К какой Сычихе?
— Фатеру она сдает для постоя богомольцам…
Перепуганная чуть не до обморока визитом чекистов, Сычиха призналась, что высокий военный в френче ночевал у нее.
— Мне еще на ум пало, к чему такому человеку в мою конуру пихаться, — моргая глазами в вывороченных красных веках, рассказывала Сычиха. — Утресь ушел…
— Угостите, кавалер, — раздался над ухом хрипловатый женский голос. — Какой вы невнимательный!