Искатель. 1974. Выпуск №6
Шрифт:
Епимах скорым шагом пошел в противоположную сторону. Долго петлял по улицам и переулкам, пока убедился, что за ним никто не идет. Только после этого направился к Палихе, к деревянному домику, с двором, заросшим сиренью.
Задержанный чекистами беспризорник был похож на серого зверька. В ватнике, из прорех которого вываливалась вата, перепоясанный веревкой, босой и тощий, он сидел, неприручаемо посверкивая глазами из-под свалявшихся лохм.
—
— Какой он из себя? — спросил Нифонтов, жалостливо разглядывая худолицего грязного парнишку.
— Обыкновенный… Голова с ухами, на двух ногах ходит.
— И пятки сзади… Тебя по-хорошему спрашивают.
— Отпустите, дяденька,… Что я такое сделал?
— Беляк это был… Может, ты тоже за деникинцев?
— Не, беляки мамку убили… В Ярославле, когда мятеж там был.
— Ну вот… А ты, выходит, им помогать взялся.
— Разве я знал?.. Да я бы тогда ему, гаду, горло перегрыз.
— Отец где?
— Не знаю… В семнадцатом году с красным отрядом воевать ушел. Сгинул, наверное, где-то. Сестренка, та в гулящие подалась… Хлеба бы дали… Два дня не жрал.
Нифонтов вытащил из кармана горбушку. Взвесил на ладони собственный суточный рацион и решительно отломил половину.
Беспризорник схватил хлеб и, наклонив голову, принялся обкусывать его то с одного бока, то с другого.
— Не торопись… Звать тебя как?
— Сычуг… Кличка это… Я, гражданин начальник, в шпане состою.
— Знаю, что не в благородном пансионе занимаешься… Фамилия у тебя должна быть, как у всех людей. Имя… У тебя ведь тоже голова с ухами и на двух ногах ходишь.
— А бить меня не будете?
— Зачем тебя бить?
Беспризорник поморгал, видно решая для себя какой-то важный вопрос, и сказал, что фамилия Кирьяков, звать его Федором, а по отчеству он Степанович.
— Ну, вот и полный титул обнаружился… С нами поедешь. Если схватим мы того, кто тебя с письмом посылал, опознать поможешь.
— Ладно… Опознаю. Вы в Чека меня повезете?
— В Чека… Ты не бойся.
Крохин, как было условлено, появился на Палихе поздно вечером.
— Страх господен, Епимах Андреевич, — заторопился он, едва успев войти в комнату. — Метут всех наших густым веничком. А я с утра до вечера на глазах верчусь, по горячим уголькам бегаю. Аж сердце заходится.
Филер без нужды оглядывался по сторонам, елозил на стуле и мелко перебирал пальцами, словно ссучивая невидимую нитку.
Ауров усмехнулся и достал бутылку спирта.
— Пей… Дрожишь, как мокрая мышь.
— Во, Епимах Андреевич! В самый раз теперь утробу утешить.
Крохин залпом
— Оголодал, целый день бегамши… Знатное у вас сальцо. За такое на Сухаревке надо больше тыщи отваливать.
— Так отвалил бы, что мнешься.
— Капиталов не имеется, извините благодушевно… Гол как сокол. Ведь у меня только и богатства было, что три домика… Харч у меня теперь, Епимах Андреевич, никудышний…
— Ладно, не вопи… Тебе по-барски жить и не положено. Кого еще взяли?
— Чернохвостова… Профессора Вилкова, что в Петровско-Разумовском жил… Студентика замели, того молоденького, которого Щепкин у себя заместо «шестерки» держал.
— Огородникова…
— Его самого… Люто гребут, Епимах Андреевич. У Астрова тоже, похоже, побывали…
Загибая пальцы, Крохин перечислял все новые и новые фамилии.
У Аурова захолодело между лопатками.
Это был провал, конец.
— Еще одна новостинка есть, — сказал Крохин.
— Ну!
— Вроде бы и маленькая, а на примет тоже надо взять… Ох и духовитое сальцо, Епимах Андреевич.
Длинные руки Крохина отхватили ножом добрый шмат сала, и вместо ожидаемой новости раздалось смачное чавканье.
— Жадна же ваша легавая порода, — усмехнулся Ауров. — Ладно, жри досыта, раз у тебя терпежу нет…
Епимах подошел к окну, предусмотрительно завешенному ватным одеялом, и прислушался. На дворе была глухая тишина.
— Так что же у тебя за новость еще?
— Старого знакомого увидел, Епимах Андреевич, — сказал Крохин, глаза которого маслились от выпитого натощак спирта. — Плетусь вчера с Сухаревки через Лубянку. Дорога вроде короче, и лишний раз взглянуть там не мешает.
— А не боишься, что на крючок попадешь…
— На крючок везде могут подцепить, — протрезвевшим на мгновение голосом возразил Крохин. — Только ведь сидя в дворницкой ничего не разнюхаешь… Иду, значит, а к главному входу в Чека автомобиль подкатил, начальство приехало. Так вот, Епимах Андреевич, личность того начальства мне хорошо известна.
Кто же такой?
— В Ярославле-городе он меня иной раз водил. В картотеке у нас значился под кличкой «Контрольный». Менжинский Вячеслав Рудольфович. И вам человек известный.
Ауров подошел к столу и налил себе спирту.
— Дальше?
— Есть у меня близ Лубянки зацепочка, мужичок с ноготок. Служит там по соседству в заведеньице, подай-прими. Шепнул я, чтобы разведал он о господине Менжинском.
— И что?
— А то, что направили Менжинского в Чека большим начальником. В Особый, сказывает, отдел.