Искатель. 1979. Выпуск №3
Шрифт:
– А.КГБ?..
– ляпнул Стрелец.
— Тогда возвращаться не стоит, — усмехнулся пожилой.
– Вы воевали? — спросил Гонда.
— Воевал, — разглядывая Стрельца, сказал пожилой, -с первого и до последнего дня...
И, не. прощаясь, двое русских повернулись к ним спиной и не спеша зашагали к центру залитого светом огромного города.
— Вот теперь они какие... — растерянно произнес Стрелец.
Гонда зло усмехнулся.
Домой захотелось? Они тебе построят дом с нарами на
вечной
Что ты, что ты... — бормотнул агент, — мы тут, как га-
лушки в сметане.
Смотри из макитры не выпади. Подбирать с полу не ста
нут.
Где он теперь, «маленький Париж», город Франкфурт-на-Май-не? Вспомнилось же такое. Мюнхен вот не возник, а ведь он прожил в нем без малого пятнадцать лет.
30
КСЕНИЯ СТРИЖЕНАЯ
Колесов оторвался от бинокля.
— Зря мы здесь загораем. Нарушитель сюда не сунется, он
сейчас другую дорожку ищет — за нашу КСП...
Ксения Алексеевна промолчала. Она думала о муже. Вот здесь, под этим разбитым козырьком, лежал Павел Стриженой и короткими очередями из ручного пулемета сдерживал балду. Лучшей позиции придумать было невозможно. Автомат Ивы Недозора и «Дегтярев» Павла держали на мушке подступы к границе.
В жизни человека бывают часы, хогда прожитое как бы концентрируется, сжимается в короткие, как вспышки, мгновения. Они, эти мгновения, озаряют прошлое, дни и годы обыкновенного существования или даже войны. Павел прошел войну, а погиб здесь в осенний ночной час, и его наган с серебряной пластинкой холодит сейчас ей руку.
О чем он думал в те минуты, когда нажимал на спусковой крючок пулемета? У него не было времени для боли, для угрызения, для печали. Может быть, он думал о том, что хотелось прожить — ведь для него, веселого отзывчивого человека, сорок лет было только полднем жизни.
Познакомились они в предвоенный год. Ксения кончала кон
серваторию по классу фортепьяно. Тогда много выступали я
парках, на открытых эстрадах. Она играла шопеновские яок-
тюрны. После концерта к окруженной подругами Ксении реши
тельно подошел смуглый кареглазый -военный с двумя кубика
ми в петлицах. Он попросил уделить ему млнуту времени.
Она чувствовала его молчаливый восторг и неуловимую робость
перед вей.
— Выхотите пригласить меня в кино? — игриво спросила
Куда хотите, — мягко и растерянно сказал он.
А вы хитрый... — кокетливо заметила Ксения, оглядыва
ясь на подруг.
Не очень... А вот вы...
И он заговорил о музыке. Он заговорил о ней, как о своей
неосуществимой мечте. И спустя много лет Ксения помнила
этот
рительным прикосновением к ее руке, в поисках, может быть,
вдохновения. '
Он открылся как самому близкому человеку. Ее поначалу ого-решнла такая откровенность и прямота, потом она поняла, что человек этот весь соткан нз чистых, благородных помыслов, что он естествен и бесхитростен в каждом своем порыве.
Они встретились в следующую субботу и пошли в кино. Потом посидели в кафе, выбрались за город, бродили по лесу и вернулись в Москву поздно. Они дружили по-юношески светло и чисто. И уехали в Среднюю Азию, на границу, к месту службы Павла. А затем война, рождение Андрейки...
...— Поклонись своей любви, Ксения, — сказала себе Стриженая. Ей показалось, что она произнесла слова вслух. Взглянула ha Колесова. Сержант, поджав губы, крутил барабанчики окуляров на бинокле. Она посмотрела на западную часть тигаят-
31
ского лесного массива. Там, над зубчатой кромкой, в розово светящемся небе застыл неправдоподобный красный шар солнца. «Оно похоже на этот сумасшедший тревожный день», — подумала Ксения.
Полковник Поважный любезно предложил провожатого. И молоденький сержант Константин Колесов, узнав, кого будет сопровождать на заставу, был сама предупредительность и внимание. И все же Ксении стоило большого труда уговорить сержанта подняться на башню разрушенного замка. Он уступил только после того, как Стриженая рассказала ему о ночном бое и гибели мужа. И все-таки, прежде чем подняться на башню, Колесов подключился к розетке, связался со штабом отряда и внезапно получил приказ остаться на башне и вести наблюдение до подхода «тревожной» группы.
Ксения ощутила в кармане плаща холод нагана. В нем семь патронов с войны. Полный барабан. Мужнин наган. Единственная вещь, которую Ксения оставила на память. Может быть, потому, что он именной. Тонкая серебряная пластинка на рукоятке. И на ней малопонятная гравировка: «От Гангута до Кор-суни — 1945 год».
Сам Стриженой никогда не объяснял смысла надписи на пластинке, однажды только сказал: «Не знаю оружия надежнее, чем наган».
И вот пришла пора распрощаться с дорогой сердцу вещью. Ксения твердо решила подарить наган заставскому музею, где все дышало подвигом мужа и его бойцов.
Мы здесь не зря, Костя, — запоздало ответила Стриже
ная, — даже у тренированного человека есть предел физических
возможностей. К тому же, как тебе' сказали, нарушитель ранен.
Он может прийти сюда зализать свою рану и отдохнуть.
Да ведь развалипы-то эти с башней у всех на виду, —
возразил Колесов.
Ему нужно где-то укрыться... Он ушел по воде и сбил
след. И он знает, где его ищут. К границе он не подойдет —