Искатель. 1980. Выпуск №4

Гарднер Эрл Стенли

Приподнявшись на стременах, боярин зорко всматривался в пустынный берег, как вдруг неясный шум сбоку привлек его внимание. Обернувшись, он увидел, что возле одного из возов, спешившись, стоят двое его дружинников. Один, вцепившись товарищу рукой в горло, старался дотянуться до его руки, сжатой в кулак и отведенной назад.

Казимир, перехватив взгляд Адомаса, поднял коня на дыбы и очутился возле дружинников. Свистнула плеть, обвилась вокруг сжатой в кулак руки. Кулак разжался, и на землю упало несколько тускло блеснувших кружочков. Казимир соскочил с коня, быстро подобрал их, подошел к наблюдавшему за ним боярину, протянул

ему ладонь, на которой лежало несколько золотых монет. Адомас взял одну, поднес к глазам, его губы скривились в усмешке. Именно то, что он и предполагал, только услышав об этих возах. В его руках была золотая монета московской чеканки. Вот почему возы были так перевязаны и охранялись даже от своих людей.

— Спешили они, боярин. Видно, погони нашей опасались. Вот и зацепили мешком за сучок.

Адомас бросил монету в ладонь Казимира, вытер о конскую гриву пальцы.

— Обоих в железо. А как вернемся — в погреб, — отрывисто бросил он, даже не взглянув на провинившихся. — Или нет, постой, — с улыбкой остановил он бросившегося выполнять его приказание Казимира. — Пусть первыми идут на тот берег. И пусть не я, а бог будет им судьей.

Он с интересом смотрел, как оба дружинника медленно, один за другим, спускались по тропинке к воде. Цепочкой двинулись за ними остальные всадники.

Что заставило его рывком натянуть поводья и нырнуть с конем в кусты, обступившие поляну, он точно сказать не мог. То ли расслышал звон летящей стрелы, или просто сработал инстинкт самосохранения, так сильно развитый в нем с детства. Но, прежде чем посланные вперед дружинники стали падать с коней, он был уже в кустах и выглядывал из-за ствола толстого дерева. Снова просвистели в воздухе стрелы, и еще двое воинов, взмахнув руками, повалились на землю. И прежде чем уцелевшие сумели вырваться из зарослей кустарника, еще двое из них были сбиты с коней.

Адомас зябко передернул плечами, вытер со лба холодный пот. Шесть стрел и шесть трупов. Да, Боброк знал, кого брать себе в попутчики.

— Боярин, я знаю эти места, — прозвучал у него над ухом голос Казимира. — Верстой ниже будет еще один брод. Если разрешишь, я незаметно переправлю там сотню и ударю на московитов сбоку. Мы зажмем их с двух сторон, и золото московского Дмитрия будет наше.

Золото, опять золото! Проклятый металл! Оно слепит людям глаза и отбирает у них последние крохи разума. Разве не ясно, что на противоположном берегу обыкновенное прикрытие, какой-нибудь десяток стрелков? И если все они такие лучники, то изрядно проредят отряд Адомаса еще до того, как дело дойдет до рукопашной.

А самое главное: из-за чего он должен рисковать? Особенно сейчас, когда солнце прячется за ветви деревьев и в лесу вот-вот наступит темнота. Тем более что он уже узнал все, из-за чего пустился в это рискованное преследование.

— Домой, в замок, — зло прошипел Адомас в лицо Казимиру.

3

Его разговор с великим литовским князем состоялся на следующее утро после возвращения в замок.

Ягайло внимательно выслушал Адомаса, ни разу не перебив и не задав ни одного вопроса. Нахмурив лоб, он некоторое время смотрел на боярина, затем отвел глаза в сторону.

— Ты брал с собой три сотни. Кто мешал тебе взять их десять? Кто мешал окружить весь лес, чтобы навсегда забыть о Боброке и его золоте?

— Великий князь, я хорошо знаю

боярина Боброка. Таких берут не числом, а хитростью.

— Но тогда для чего у меня ты? — с иронией произнес Ягайло. — Чтобы не мешать Боброку разгуливать по Литве как по своей Москве?

— Великий князь, пока Боброк бегает от нас по лесу, он не страшен. Нам опасны его связи, письма, золото. Я окружу урочище, где он прячется, засадами и секретами, я направлю в лес своих лазутчиков. Я каждый день буду стягивать вокруг него свою петлю вер туже и туже. И настанет час, когда он, живой или мертвый, будет в моих руках.

Ягайло фыркнул.

— Можешь не стараться, боярин. Не сегодня-завтра я двину войско на московского Дмитрия. Что тогда какой-то скитающийся по моим лесам московит, будь он даже самим Боброком?

Адомас нервно провел рукой по лбу.

— Великий князь, насчет твоего похода я и пришел говорить с тобой.

— Говорить о походе? — удивился Ягайло. — А что ты смыслишь в воинском деле, боярин? И о чем нам говорить? У меня сейчас пятьдесят тысяч войска. Когда мой меч нависнет над Русью с запада, двинется с юга и Мамай.

— Великий князь, ты хорошо подсчитал свои силы. А знаешь силы своих врагов?

— На Псковщине всего пятнадцать тысяч русичей, на Брянщине — двадцать. Все остальные войска в Москве и Коломне. Они против Мамая, которого Москва страшится пуще всего. Мне нечего бояться, боярин, я все рассчитал.

— Великий князь, ты видишь своего врага только на востоке. А разве нет их у тебя на юге, на западе, на севере?

— На литовских рубежах везде покой.

— Пока, великий князь. На русских кордонах тоже тишина, но разве не нависла над ними смертельная угроза? Я рассказывал тебе о моем разговоре с русским воеводой Богданом и о том плане, что замыслили против Литвы московский Дмитрий с Боброком. Я тогда не поверил воеводе, а сейчас верю. Иначе для чего появился в Литве сам боярин Боброк? Зачем с ним два воза московского золота? А может, были и другие возы? Куда золото идет из Москвы? Ясно, что к друзьям Руси, а значит, врагам Литвы. Но к каким? Откуда ждать Литве удара в спину, когда ты поведешь свои войска на Русь?

Ягайло зло сверкнул глазами.

— Я завтра же прикажу усилить свои западные и северные крепости и гарнизоны. Я прикажу двинуть на границу со степью несколько конных полков. Я замкну все свои кордоны на крепкий замок. В комнате раздался дребезжащий смешок Адомаса.

— Великий князь, и в результате ты лишишься десяти тысяч своих воинов. И у тебя для похода на Русь остается только сорок тысяч. А ведь ты не обменялся с московским Дмитрием еще ни одной стрелой, ни одним ударом меча…

— Пусть так, боярин. Но и с сорока тысячами моих воинов я отвлеку на себя десятки тысяч русичей. Разве это не будет помощью Мамаю?

И тогда в голосе Адомаса зазвучал металл.

— Великий князь, ты говоришь и думаешь только об Орде и о Мамае. Ты все твердишь о помощи татарскому хану, а представляешь ли ты, чем может обернуться эта помощь для тебя самого? Ты говоришь, что на Псковщине стоят пятнадцати тысяч русичей? Да,там стоят русские дружины, но во главе их полурусич-полулитовец — твой родной брат князь Андрей Полоцкий. На Брянщине стоят двадцать тысяч русичей, а их главный воевода опять-таки полурусич-полулитовец — твой родной брат князь Дмитрий Трубчевский. Не тысячи русских