Искатель. 2004. Выпуск №10
Шрифт:
– Может, за дрова?
– Она зимой живет в городе.
– Овощи, фрукты ей поставляли.
– Какие у Дериземли фрукты…
Майор задумался. Плечи в разворот, шеи нет, грудь мускулистым выступом. Крепышам размышления не к лицу - размышления к лицу тому лицу, на котором очки. То есть на мне.
– Петр, а ведь думать мы стали не с начала…
– Где же начало?
– Анонимка.
– Пока соберем образцы почерков, пока сделают экспертизу…
– А давай логикой. Кто прислал
– Тот, у кого есть подозрение.
– Может, даже и уверенность. Петр, а почему этот человек взялся за перо? Вернее так: кому охота писать анонимки?
– Мало ли кому: гражданину, клеветнику, сутяге…
– Или тому, кого это касается.
– В каком смысле?
– Например, сам боится…
– Сергей, мы можем с тобой до утра перетирать вопрос и все-таки упремся в стену. Мотива-то преступления нет. Допустим, Амалия отравила. А зачем?
Это я уже слышал от начальника следственного отдела. Но у меня в ушах дрожали мои собственные, только что сказанные слова «Сам боится». Конечно, боится.
Не знаю, что майор узрел в моем лице, но спешно наполнил кружку до краев. Я отпил и признался:
– Петр, я дурак.
– Дурак никогда не признается, что он дурак, - не согласился со мной майор.
– Докажу, что я глуп, как пустая бутылка.
– Нет, не пустая, - уперся майор.
– Я часто попадаю впросак.
– А это что - просак?
– Не знаю, наверное, яма.
– Не просак, а прусак, такие тараканы. И правильно, что на них попадаешь, то есть наступаешь, их надо давить.
– Петр, пришел как-то я в канцелярию и попросил у девочек дракулу.
– А он у вас в прокуратуре?
– удивился майор.
– Да, на шкафу.
– Сергей, это мистика.
– Конечно, потому что мне был нужен не дракула, а дырокол.
Мы смотрели друг на друга с некоторым раздражением. Я не понимал, почему он не верит в мою глупость, а майор, видимо, соображал, чем дырокол отличается от дракулы. И тогда я признался:
– Петр, не умею считать до трех.
– Объясни проще.
– Хорошо. Если человек решил продать ружье, будет его заряжать и ставить у входной двери?
– Это уже не до трех, а квадратный корень.
– Еще проще. Дружили трое, двоих убили. Что остается делать третьему?
– Бояться и сочинять анонимку, чтобы спастись, - четко, почти по-военному отчеканил майор.
– Петр, угостим деда Никифора пивком?
Майор вскочил, будто напился не сонного пива, а бодрящего кофе.
36
А что за ним ходить - рядом дом. Деда Никифора привел не майор, а пивной запах из наших окон. Он деловито подсел к столу.
Юркие глазки деда в волосяных зарослях моргали выжидательно. Да и майор чего-то ждал от меня. Допроса? За пивом не допрашивают. Разговора? Для спокойного разговора роль Никифора была слишком неспокойна. Плюнув на все тактики и этики, я спросил почти истошно:
– Дед, а почему ты жив?
Я ждал обиды, вопроса, матюга… Покопавшись указательным пальцем в бороде, Никифор попросил:
– Налей еще пивка.
Я налил, он выпил. Опять-таки истошно-чужим голосом я рявкнул:
– Дед, почему ты до сих пор жив?
– А хрен его знает, - признался дед.
Он меня не понял, думая, что я интересуюсь его биологическим возрастом. Пришлось спросить циничнее:
– Никифор, почему Висячин с Дериземлей убиты, а ты - нет?
– Хрен его знает, - повторился он.
– Жизнь прожил, о Боге надо думать, а ты?
– Что - я?
– Блевотина ты!
– не выдержал майор.
– Его друзей травят, как крыс, а он в волосах своих прячется.
– Дайте еще пивка.
Пивка дали. На этот раз сосал он медленно, даже задумчиво, но, поставив банку, шарахнул ладонью по столу, матюгнулся и заявил:
– Все расскажу! Только есть условие.
– Какое?
– спросил я.
– Везите сюда Митьку Ольшанина.
Мы с майором секундно переглянулись, потому что в следующую секунду майор выскочил к своей машине и уехал. Дома ли Ольшанин?
У меня на душе делалось все противнее. Нет, не от пива. Что за следователь, который не разбирается в людях? Ольшанин мне понравился. Молодой, в сущности, мальчишка, а самостоятелен и оригинален. Живет один. Работает в лесу, сушит травы. Свободы достоин лишь тот, кто любопытен… А он убийца или соучастник - не зря дед послал за ним…
Майор вернулся минут через двадцать. Ольшанин показался мне бледнее обычного, волосы на голове влажные, бородка какая-то безвольная, бакенбарды прореженные, словно их птицы щипали… Но взгляд серых глаз прям и спокоен.
– Выложу всю подноготную, - сообщил Никифор.
– Но дело это уходит в недра.
– В какие недра?
– повел я разговор.
– Годов. Сорок второй или сорок третий. Не помню точно.
– Война же была…
– А я про что? Хоть по летам мы не совпадали, но дружбанили крепко: я, Дериземля и Висячин. Ну, а фашист под боком, кутерьма и паника. В красноармейцы мы не успели. А в поселке сладился партизанский отряд - леса густые и протяженные. Заделались мы партизанами. В лес собираемся…