Искра

Далин Макс Андреевич

Не позвали шамана к сыну Ранней Зари. Кого звать? Гнуса звать? Так решит, что насмехаются над ним - и Брусника бы сказала, что правильно решит.

А у младенца личико светлое, а в глазах небесные сполохи плещутся. И взгляд смышлёный - ну, да это всегда у младенцев, младенцы Верхний мир видят.

Никакая тварь не приползла, чтобы предсказанное дитя сожрать, поверила нечисть в обман - и сородичи успокоились. А какая разница, в какую там шкурку младенец завёрнут, что у него на малице вышито! Чтобы стать ребёнку мужчиной, столько зим пережить надо - как семь тундр пройти из конца в конец.

Всё ещё переменится; глядишь, не помешает юноше-воину белая шкурка в младенчестве, амулет от злой порчи.

Только Ранняя Заря знала, что путь от младенчества до странной силы, что Тихая Птица предсказал, у Искры куда короче, чем сородичи думают. Видела Ранняя Заря, как смотрел Искра на солнце и на костёр - не щурясь и не мигая. Едва научился ползать - полз к огню. И видела Ранняя Заря, как сжимал её сын в кулачке ещё полыхающий пламенем уголёк - и светилась ладошка изнутри, рдела, как облачко на закате.

Не Хромой Волк ему отец - огонь.

Но об этом Ранняя Заря молчала. Со всеми, даже с Брусникой.

А ещё знала Ранняя Заря: дети растут быстро. Только-только в белую шкурку заворачивала дитя - глядь, он уже из малицы вырос, и ножка в плеку не влезает, сколько ни суй. Только-только лишь смотрел на мир удивлёнными глазами - глядь, уже по стойбищу бегает, а то и в тундру уйдёт вместе с другими детьми. Бруснику собирают да морошку, грибы разыскивают да пугают мышат и евражек.

Всего лишь третья зима Искре пришла, когда и сородичи начали что-то замечать. А Брусника и раньше заметила, когда предсказанное дитя в малице с белыми куропатками повадилось сзади к ней подходить и ладошками в спину упираться.

Горячие ладошки. Словно два камешка из раскалённого очага вынули и к пояснице прижали. И сквозь одежду жар доходит. Едва ходит младенец, спотыкается, едва говорит - лепечет без смысла, как листва на кривой берёзке под ветром - но от жара его ручонок выпрямилась у Брусники согнутая спина, к вьюге ныть и ломить перестала.

А то пришёл к Ранней Заре Тальник. Кусок оленины принёс и игрушку ребёнку - аркан из сыромятного ремешка, коротенький, но как настоящий. В стадо с таким дети играют: ловят обломанные прутики, что из наста торчат, а то и настоящие оленьи рога на высохшем черепе - весело.

Обрадовался Искра подарку - но взглянул Тальнику в лицо и опечалился. В сторонку отошёл, глядел, как Тальник к огню садится - медленно, будто в ледяную воду опускается - и как Ранняя Заря чаю ему наливает. А потом подобрался тихонько, осторожно, как песец - и ладошку на колено старику положил.

Жаром того прошибло, по всему телу жар разлился - вскочил Тальник от неожиданности, как молодой. А Искра в сторону шарахнулся, арканчик к себе прижал и улыбнулся смущённо.

А Тальник всё колено тёр, то, что ещё в молодости об камень зашиб: жар в колене поселился - вместо привычной боли.

– Ох, - бормотал.
– Ох, Ранняя Заря... Не младенец - шаманская сила во плоти. Отродясь я такого не видал. Не остригай ему волосы, женщина. Береги его, опасайся за него - однако и его опасайся. Огонь... дык, ведь огонь и согреет, и сожжёт. Видно, пора учить его - иначе быть беде.

Посмотрела Ранняя Заря благодарно: должен мальчика учить мужчина, а Искра - сирота, хоть и два отца у него.

Один - умер, а второй... чему огонь может человеческого младенца научить? Как?

Стал Тальник думать, стал размышлять. Со стариками говорил. Богатого человека Чёрную Скалу спрашивал. Судили-рядили - и нашли дети Ворона к шестой зиме Искры ему учителя: Копьё, охотника знаменитого, сильного человека, настоящего воина.

Пришёл Копьё к Ранней Заре. Нестарый, громадный, плечи широченные, не человек - утёс. Сел у огня, чаю отхлебнул, стал говорить об истинном воспитании, о звериных повадках, о следах на снегу. Обрадовалась Ранняя Заря: вот этого-то будущему богатырю да заступнику и нужно. Сила воина. Знание звериных повадок. Умение в тундре выжить в пургу да мороз. Куда как надёжнее шаманского вдохновения.

А Искра не обрадовался. Сидел от гостя через очаг, смотрел хмуро. Не хотелось ему в тордохе Копья жить - и богатырской силы не хотелось. В стойбище у него хватало забот: коль бабушку Облако забьёт озноб - обнять и согреть, коль плаксивая Крачка снова расплачется так, что кровь носом пойдёт - по голове её погладить, чтоб кровь унялась, коль духи снова схватят дядю Тюленя за горло до злого удушья - дунуть, чтоб хватка их разжалась. И никто Искру этому не учил, самому понятно.

А бегать по тундре Искре без Копья веселее.

Но мама сказала, что надо Искре начинать становиться богатырём.

Сказал Искра - мрачно:

– Не ходят богатыри в малице с белыми куропатками. Вся тундра смеяться надо мной станет.

И Копьё ответил, тоже неласково:

– Малица у тебя будет новая. И жизнь у тебя будет новая.

Распорядился жизнью Искры, будто Искра пёс или олень. Сказал - отрезал.

– Осталось арканом меня к нарте привязать, - Искра пробормотал. Но негромко: мама смотрела укоризненно.

Пришлось ему из своего дома уйти, от своего стойбища уйти. С Копьём. А на вешалах для юколы Ворон сидел, смотрел. Переглянулся с ним Искра грустно: прости, Ворон, никто из взрослых меня не слушает. Он, Искра, взрослым - тайныкут, счастливая резная щепочка на шнурке, хранящая от беды: не ему решать, им решать, у кого оберег будет висеть на шее.

Придётся подчиниться, делать нечего.

***

Приехал Копьё к Песцовой реке, в добрые охотничьи места. Всю ночь проспал - а Искра той ночью у очага сидел, слушал, как снег вокруг тордоха Копья под тяжёлыми шагами хрустит. И псы Копья спят, не брехнут, не шелохнутся - значит, не зверь, не человек бродит. Значит, злая погань бродит.

Дома не боялся Искра злой погани. Стоило лишь уголёк из очага вынуть, в кулаке сжать - с детства чуял, как греет и хранит его отцова сила. А здесь - и очаг чужой, и огонь словно незнакомый, и малица уже белыми куропатками не вышита. Вся защита у Искры - тот огонь, что внутри, вся надежда - на тот огонь, что внутри. Только это тварей за порогом и держит.

Ничего доброго не будет. Чует Искра, как пёс, чует, как песец, чует, как птица - а человеческих слов, чтобы другим рассказать, нет. Вот чему бы научиться: словам.