Искры на воде (сборник)
Шрифт:
— Я к тому, что там, на заимке, с женщиной жить половчей будет, сам знаешь, женщина в доме — порядок везде.
— Нет, нету у меня никого.
— У меня есть на примете хорошая девушка, давай посватаем?
— Случилось чего? — подозрительно спросил Евсей.
Хрустов помялся какое-то время, но решил рассказать всё начистоту, тем более что девка не порченная, никакого греха не будет.
Евсей молча выслушал и посмотрел в окно.
— Ты не думай, что я тебе пытаюсь навязать её, просто она сама указала на тебя, говорит, мол, его желаю. А ты уж сам решай.
— Чем это я ей глянулся?
—
— Чья вина?
— Моего сына, значит, и моя тоже.
— Точно сама указала?
— Истинный крест. Сказала, что в обиду не дашь никому.
— Посмотрим.
— Вот и сговорились, — обрадовался лавочник.
— Э-э, нет, я её пока и в глаза не видел: давай приглядимся сначала. А потом сговор будет.
Вечером, когда легли спать, Евсей спросил брата:
— Что ты скажешь, если я женюсь?
До разговора с хозяином не было в голове Евсея никаких дум о женитьбе, а теперь эта мысль, как заноза, свербит и мучит. Вроде только для этого и жил, чтобы вот так враз решиться на женитьбу.
Евсею уже было двадцать пять. Его друзьям, Маркелу и Кирьяну, и того меньше, а уже женатые и детей имеют. Родьке уже пятнадцать, невелики года, но и немаленькие, самостоятельный.
— Смеёшься или как?
— Чего смеюсь? Пора бы уже и жениться.
— Ну, раз пора, так женись, или я помеха?
Евсей даже обиделся из-за таких слов.
— Чего болтаешь? Какая помеха? Ты мой брат, вот и хочу узнать твоё мнение.
— Ты что, присмотрел кого, что ли? — поинтересовался Родион.
— Ладно, давай спать — потом поговорим.
Родион хотел было поспрашивать ещё, но не стал: брат сам расскажет, если захочет.
На следующий день Евсей спросил брата:
— Ты Ульяну Панину знаешь, батрачит здесь?
— Ульку, что ли? Конечно, знаю. Смешная она какая-то: то молчит, то поет, не остановится. Она немного постарше меня.
— Покажешь мне её?
— Зачем?
— Много будешь знать, старым будешь, и бородавки на лбу вырастут.
— Конечно, покажу, жалко, что ли. И бородавки мне ни к чему.
В воскресенье утром, когда братья пошли в церковь, Родька указал на молоденькую худенькую девчонку в поношенной шубейке. Худенькие ножки в стареньких валенках выглядели, как спички. Девчонка была совсем молоденькой.
Во время службы Евсей подошел поближе, чтобы лучше разглядеть ту, которую ему предлагали в жёны. Ничего примечательного он в ней не нашёл, но любопытство брало верх: почему она выбрала именно его. После службы он подождал её на улице и сказал:
— Погоди маленько, сказать чего хочу.
— Говори. — Девушка смущённо посмотрела на Евсея и опустила глаза.
— Правда, что ты говорила про меня Хрустову?
— Правда, — ещё больше смутилась она.
— И замуж согласна за меня?
— Согласна. — Девушка повернулась и быстро пошла к дому Хрустовых, где проживала, как и многие батраки.
Евсей был поражён таким откровением. Хоть и понимал, что Илья Саввич не станет обманывать его всякими выдумками, но правда ещё больше озадачила его. Никаких особых чувств у парня не было, но мысли о женитьбе уже захватили его и постоянно вертелись в голове. Вроде бы и пора
А девушка, действительно, была привлекательная и небалованная. Ближе к весне, когда надо было уже ехать на новое место, Евсей всё же решился на женитьбу.
— Ладно, Илья Саввич, я согласен жениться на Ульяне. Что ты скажешь?
— А то и скажу: правильно решил. А я, со своей стороны, обещаю свадьбу сыграть и в приданое отдам заимку, куда вы и поедете после свадьбы. Вот моё слово.
— Сватать кто пойдёт?
— Я и пойду.
Сговорились быстро, назначили день свадьбы. Друзья, кого Евсей пригласил на торжество, были удивлены, но довольны: наконец-то дело сдвинется с места.
Свадьба оказалась не очень весёлым занятием. Гостям приятно погулять на чужом празднике, а вот самому выполнять всё, что положено — не очень весело. Единственное желание было: скорей бы всё закончилось. Но свадьба продолжалась и на другой день, и на третий, постепенно затихая.
Через неделю начали собираться в дорогу.
Ульяна Панина была родом из Еловки, соседней деревни. Жизнь не баловала девочку: мать умерла рано, а отец шлялся по деревне. Иногда он уезжал в Половино-Черемхово, прирабатывал денег, а потом шумно прогуливал их вместе с дружками. Бабушка Пелагея, занимавшаяся воспитанием внучки, любила её. Ульяна быстро усваивала всё, чему учила бабушка:
— Учись, девонька, жизня, она долгая, дай бог, сгодится любое ремесло.
Два года назад отец ушёл на заработки и сгинул. Бабушка тоже стала сдавать, всё чаще садилась у окошка и потихоньку плакала в платочек. Здоровье пошло на убыль. Тогда и решила Ульяна идти на свои хлеба да бабушку поддержать. В своей деревне податься было некуда, вот и посоветовали добрые люди пойти в соседнее село — там работу легче найти. Так попала она к лавочнику на хозяйство приглядывать за скотиной. Ульяна с работой справлялась, всё делала расторопно. И хорошо пошло дело, да только стал приставать к ней хозяйский сын. Поначалу слова разные постыдные говорил, а потом подкарауливать стал. Как ни сторонилась девушка, а попалась в сарае Нестору. Если бы не хозяин, случилась бы беда — тогда хоть в омут головой.
Когда хозяин спросил: за кого бы хотела замуж, она указала на Евсея. Нет, не то чтобы приглянулся он ей, просто видела, что Нестор побаивался своего же работника. Тогда и подумалось, что такой-то защитит хоть от кого. А слово — не канарейка, в клетку не засадишь. Опомниться не успела Ульяна, как стала замужней женщиной без гулянок и вечёрок, о которых мечтала, без поцелуев у реки на берегу. Почему-то вся молодёжь бегала туда целоваться. Без девичьих слёз в подушку по ночам. Конечно, праздник состоялся, были наряды — не поскупился хозяин. Говорили, что и приданое дал неплохое, только мужу ведомо это приданое, но кое-какие деньги удалось переправить бабушке в Еловку. Своего названого мужа боялась, особенно в первую ночь. Натерпелась таких страхов, что даже голос потерялся, но обошлось: муж приласкал, улыбнулся ей, и всё получилось не так боязно. Отвращения к нему не появилось, даже наоборот, когда под утро он захрапел, она приподнялась на локте, посмотрела на него, улыбнулась и шёпотом сказала: