Искры на воде (сборник)
Шрифт:
— Привыкай, это теперь твой муж.
И стала привыкать понемногу. Не особо ласков был Евсей, но и не ругался. Не приходил домой пьяным. Ульяна подстраивалась под его привычки, старалась угодить во всём.
Вот и указала пальцем свою судьбу. Угадала ли? Единственно, что радовало: муж сказал, что когда устроятся, то можно будет бабушку забрать к себе — ради этого всё можно перетерпеть.
17
После расчёта за работу, братья Никитины хорошо гульнули с новыми друзьями, но вовремя опомнились. Спустить всё — ума много не надо, а вот прицепиться
— Как бы нам с ним пристроиться, — сказал Семён брату, — человек вроде бы надёжный.
— Здесь толку не будет, только деньги прогуляем, а другого раза может и не быть, — согласился Иван. — И слух идёт, будто не на пустое место он едет, а присмотренное уже, даже зимовьё есть какое-то. Пойдём поговорим, авось и возьмёт в компанию — попытка не пытка.
Братья Никитины родом были из-под Томска. Ещё с детства брал их с собой отец на промысел. Умели Никитины ладить с топором: ходили по деревням, рубили избы. С малолетства помогали отцу во всём и присматривались к работе, улавливали тонкости ремесла. Порой получали подзатыльники — для пользы дела, чтобы в следующий раз не зевали, а подавали вовремя нужную вещь и понимали дело. Когда пришло время взять в руки топор, братья уже знали, как приспособить его к руке, наточить и, самое главное, как работать с деревом. Не просто так махать, куда не попадя да крушить щепу, а ударить именно там, где лишний кусок не отскочит. Ровно раскручиваясь, отойдёт щепа от бревна, переворачиваясь и шипя, словно змеюка. Другой раз не надо прикладывать топор к месту, всё сделано разом. Научились рубить любой сруб, складывали брёвнышко к брёвнышку, мшили самую малость, не требовалось им прятать свои огрехи.
И по столярной работе наловчились на зависть многим: где раму сплести, где косяки сделать да вставить, а то и мебель соорудить: комоды там, буфеты с резными стойками да дверками. Это не табуретки собрать или стол, в этом деле кроме умения ещё и понятие нужно, чтобы на работу было любо-дорого посмотреть.
Всё шло гладко. И заказы имели, и заработок был — да сгубила отца водка. Постоянные пьянки, драки до добра не доведут. Отец вскоре замёрз по пьяному делу в своём же дворе — дверь найти не смог. Оплакали братья отца и пошли по свету искать свою долю. Так попали в Конторку. А теперь, встретив доброго человека, не хотели разлучаться с ним. Отправились они со своей просьбой к Евсею. Евсей выслушал братьев и сказал:
— Я не против, ребята вы работящие, да только на этот раз за всё платить надо самим, никто ничего не подаст. Если согласны, то собирайте пожитки — и в путь. Значит, вы плотники хорошие?
— Есть такое дело, — сказал Иван, который был на год старше и побойчее в разговоре. — Знаем такое ремесло.
— Это хорошо, это сгодится, потому как строиться придётся самим, — добавил Евсей.
— Что? Пойдём за ним? Не сомневаешься? — спросил Семён у брата.
— Тут хоть так, хоть этак, а выходит, что надо подаваться с Евсеем. Мужик он правильный, хоть и нестарый ещё. Не зря же лавочник с ним, как с равным говорит. Пойдём прикинем, что и как, да начнём собираться.
Лошадей купили в соседней
Вечером к братьям заглянул Саша Поляков, который работал с ними на Бирюсе. Саша был постарше Никитиных, но человек бесхарактерный, хотя и работящий. Было ему уже за тридцать, а душой — дитя. И ничего у него, кроме поношенной одёжки да желания прислониться к кому-нибудь, кто не оттолкнёт, не было. Ростом невысокий, худой, но жилистый, если возьмётся за дело, переработает и рослых, и сильных.
— Здорово живёшь, Иван, здорово живёшь, Семён, — поприветствовал братьев Саша.
— И тебе доброго здоровья, проходи, присаживайся.
Саша прошёл к окну, сел на скамейку и вздохнул.
— Чего вздыхаешь, дело какое, что ли?
— Ходил к Евсею Цыганкову, он сказал обратиться к вам, сказал, как вы решите, так и быть.
— Теперь какое дело, мы на днях уезжаем отсюда, — сказал Иван.
— Это и есть дело. Ребятки, возьмите с собой, не пожалеете. — Саша встал на колени и взмолился.
— Э-э, ты встань-ка, не в церкви, а говори по делу.
Саша поднялся на ноги, но садиться не стал:
— Такое дело, ребятки, обчистили меня. Связался по пьяному делу с ребятами, утром проснулся — а денег нет. Остался только припрятанный самородок, я его вам отдам за пропитание, если сговоримся. Возьмите меня с собой, я не объем вас, а пользу принесу, вам помощник понадобится, а я вот, рядом. Не дайте пропасть, век Бога буду молить за вас.
Саша опустил глаза в пол и тихо присел на лавку.
— И чего сказал Евсей? — спросил Иван.
— Он сказал, что если вы возьмёте с собой на повозку, то он не будет противиться, у него нет лишнего места.
— Ну что, Семён, возьмём его? — спросил Иван брата.
— Чего ж? Сколько раз нам добрые люди помогали, может, и наш черёд настаёт?
— Раз так, то берём, — сказал Иван. — А не говорил Евсей, когда тронемся в дорогу?
Вместо ответа Саша закрыл шапкой лицо и заплакал. Тихо, беззвучно.
— Ты это тут, — растрогался Иван, — ты сырость не разводи.
Страшно, когда ты стоишь на самом краю и нет никакой надежды на
спасение. А скольким людям так и не протянули спасительную ладонь. Спроси у них, каково стоять одному перед пропастью, смотреть в неё открытыми глазами. Всё понимать и не иметь сил отступить, сделать шаг назад. Те же, кому повезло, знают цену помощи.
— Вы не думайте, вот тот самородок. — Саша протянул жёлтый кусочек металла. — Берите, прямо сейчас берите, а то потеряю ещё.
Только когда Иван взял самородок, Саша присел на лавку и отвернулся к окну, стараясь успокоиться.
А в это время Илья Саввич сидел в своей конторе и тоже смотрел в окно. Напротив него на стуле устроился Евсей, прислонившись к стене.
— Я всё тебя спросить хотел, Евсей, а по батюшке ты кто?
— Митрофаном звали родителя нашего, — ответил парень, удивившись вопросу.
— Митрофаном, — повторил Хрустов, — значит, ты будешь Митрофанович.
— Выходит, так, — не понимал Евсей.
— Вот что, Евсей Митрофанович, давай с тобой договоримся о том, как дальше будем жить. Ты думаешь, что ошалел Хрустов, мелет чепуху, в друзья набивается, а у самого добра — куры не клюют. Думаешь так? — Он посмотрел в глаза Евсею.