Искры на воде (сборник)
Шрифт:
— Неслух, отца не почитаешь? — улыбнулся Родька.
— Да почитаю, только не всегда получается. Ему не нравится, что Нестор в рот заглядывает, самостоятельно шагу не сделает. Не нравится и что я делаю не по его разумению, а на всех не угодишь.
— А как жить думаешь?
— Так и думаю. Вот выйду за тебя замуж и буду тебя любить, и детишек тебе нарожаю, и буду сопли им вытирать.
— А батюшка благословит ли за меня, говорила, что за богатого хочет? — в тон ей стал говорить Родион.
— А куда
— Ну а как я не возьму, что будешь делать?
— И тебя спрашивать не стану, знаю, что ты не такой вредный, как я.
— С врединой мне не резон жить, сама понимаешь.
— Когда нужно, я хорошая.
— Ну, если хорошая, тогда придётся подумать, — заключил Родион.
— Вот и думай, да недолго, а то и я могу передумать, не видать тогда вам с батюшкой сопливых детишек. — Лиза опять рассмеялась во весь голос.
Потом они опять сидели за столом, пили чай с бубликами и говорили о чём-то несущественном, делали вид, что этого шутейного разговора совсем и не было. Только у каждого из них зародилась маленькая надежда, что так и случится. Может, всё и шло к тому, что они однажды пойдут под венец и не из-за выгоды, а потому, что кому-то при виде другого беспричинно плачется, а другому не хочется отводить взгляд, и не хочется выпускать друг друга из объятий.
— Вот крестик. — Лиза показала золотой крестик на цепочке. — Ты мне самородок дарил, помнишь?
— Помню.
— Это из него.
Уже лёжа в постели, Родион всё пытался понять: разве так можно, чтобы месяц назад ещё над головами летали пули и снаряды, а теперь вот такое счастье — встретиться с человеком, который уже много лет был рядом с тобой и кому ты совсем не безразличен. Уснул он нескоро.
Проснулся Родион от тишины. Он открыл глаза, прислушался. За окном совсем негромко пели птицы, словно боялись разбудить заспавшихся полуночников, мягко постукивали копыта лошадей на пыльной улице. Родион вышел во двор, приметил бочку с дождевой водой, направился к ней. Раздевшись по пояс, стал с удовольствием плескаться, разливая воду вокруг. Когда он стал стряхивать ладонями капли с тела, радом увидел Василия, державшего небольшое полотенце.
— Спасибо, — сказал Родька и стал вытирать мокрые волосы.
— Ты чей будешь? Что тебя здесь встречают, как барина? — спросил он. — Родственник, что ли?
— Батрачил у них.
— Иди ты? Не встречал, чтобы так батраков встречали, а не врёшь?
— Самую малость.
Василий стоял и смотрел на этого бывшего батрака и ничего не понимал, потом махнул рукой и пробормотал:
— Батрак так батрак, видно, что не барин.
— И кто он? — спросила Сара Иосифовна.
— Говорит, что бывший батрак.
— Дивны дела твои, Господи, — перекрестилась она и пошла
— Может, надо чего? — спросил Василий Родиона.
— Илья Саввич когда будет, не знаешь?
— Так приехавши уже, ещё только светать стало, почивает сейчас, к обеду будет.
— Подожду.
— Ты, если чаёвничать будешь, скажи, Иосифовна принесёт.
— Чаю можно, — сказал Родион и направился в дом.
Присев у окна, стал разглядывать улицу. Редкие прохожие, не торопясь, следовали по тротуару, на дороге в пыли купались курицы, у дворов в тени развалились свиньи, похрюкивая во сне.
— Ну-ка, покажись, солдат, — громко сказал Хрустов, входя в комнату.
В длинном светлом халате, подвязанном поясом, с заметной сединой на висках, таким увидел Родион Илью Саввича. Годы плохо справлялись с ним, выглядел он очень неплохо для своих лет.
— Мужик совсем, гляньте на него: давно ль на бочке воду возил, а теперь герой, два «креста» имеет. Небось «Егория» заслужить — это не по тайге прогуляться?
Родион стоял и улыбался, никогда Хрустов столь много не разговаривал с ним.
— Заговорил совсем, — сказала Лизавета, появившаяся в комнате уже прибранная и принаряженная.
Она прошла мимо отца и обняла Родиона, подняв глаза, тихо сказала:
— А у тебя сединки на висках есть.
— Когда ты высмотрела?
— Высмотрела.
— Дождалась таки, — сказал Илья Саввич, — все уши прожужжала.
— Дождалась. — Лиза обернулась и показала отцу язык.
— Срамница, да отпусти ты его, никто не украдёт. Дай нам поговорить взрослые разговоры.
Лиза отпустила Родьку и, проходя мимо отца, снова показала ему язык.
— Вот прикажу выпороть — будешь отца почитать, — сердито произнёс он, хотя в глазах блуждала улыбка.
Илья Саввич любил дочь за несговорчивый характер, только она могла заставить сделать всё так, как она хочет. Эх, была бы у сына такая хватка! До смеха дошло: Лизавета стала в запальчивости называть Нестора сестрицей, а тот и побаивался Лизавету, хотя она была намного младше его.
— Сестрицей командуй! — крикнула она в запальчивости отцу и указала пальцем на Нестора. — Она всё стерпит! А на меня не смей орать!
Нестор хотел было возразить, как она резко оборвала его на полуслове:
— И ты тоже!
Тогда Илья Саввич понял, что дочь выросла.
— Вот Евсей обрадуется, все глаза просмотрел за это время, — сказал Хрустов, — да ты присаживайся, не вырастешь более. Рассказывай, хлебнул лиха?
— Было дело, малость хлебнул, — ответил Родион, растерявшись такому приёму.
— Я уже знаю: много людей проходящих рассказывали, поговаривали, что и газами германцы травили?
— Мне не пришлось испытать, но слух был на фронте, что много людей сгубили газом.