Искры на воде (сборник)
Шрифт:
Евсей насторожился. Доходили слухи, что и Илья Саввич поглядывает в сторону верховья Бирюсы.
Большую экспедицию не соберёшь, денег надо много и бумаг нужно собрать столько, что в саквояж не поместятся, а за каждую бумажку вынь да положи каждому. Вот и решил Хрустов собирать маленькие компании молодых парней под присмотром верного человека и отправлять на лето в верховья Бирюсы. В прошлом году первая попытка принесла такой доход, что отмахиваться от этого дела не хотелось. Незаконно, конечно, но что возьмёшь со старателей, кто на них управу найдёт? А он, Илья Саввич, вроде бы и ни при чём: ну, купил золото, а почему не купить, раз продают. А вообще-то, здесь никто ничего не спрашивал, особенно про золото — языка можно лишиться, а то и
В прошлый раз не только окупилось всё снаряжение, но и хорошую прибыль получил Хрустов. И старатели были довольны. Никто доселе не получал такого богатства — деньги. Но вскружил успех головы бедным мужикам, многим захотелось шикануть, и поэтому все деньги опять перебрались из карманов старателей в лавку Ильи Саввича. Кое-кто уже брал в долг под предстоящую работу. Нестор, по указанию отца, никому не отказывал ни в чём, старательно записывая все долги в тетрадь.
— Пойдёшь к карагасам? — спросил Илья Саввич.
— Чего не сходить, можно сходить и к карагасам, только для чего? — осторожничал Евсей.
— Там на малых речках золото под ногами валяется. Улыбнётся удача, вот и загорится у тебя свет в окошке, а металла там много. Карагасы к золоту интереса не проявляют, они больше промышляют соболя и белку, а подсказать могут, где есть оно, надо только с ними разговаривать по-умному, ласково. Подарить безделушку какую, глядишь, и расскажет тебе инородец, где жила золотая.
— А что мне будет причитаться? — спросил Евсей.
— Хороший вопрос, правильный. А будешь ты иметь вот что: изначально рассчитаешься за снаряжение и прочее, а потом, что останется, половину продашь мне, а уж остальное твоё, хочешь — храни, хочешь — продавай, а хочешь — приноси ко мне, я возьму уже по другой цене. В накладе не останешься, если, конечно, будет что продавать. Родиона можешь оставить на это время здесь, парень неплохой, работу выполняет свою исправно, да и дочка моя к нему привязалась, только о твоём Родионе и говорит. Пусть хотя бы ещё год побудет при хозяйстве, мал ещё для тайги.
— Я согласен, — сказал Евсей. Его тронули добрые слова хозяина о брате.
— Вот и добро, вот и сговорились, — обрадовался Хрустов. — Я на тебя надёжу имел, ты парень серьёзный, у тебя ещё и забота о брате есть, так что тебе и доверия больше. А раз доверия больше, значит, и условия будут другие, но об этом в другой раз. Время ещё есть.
Довольный разговором, Евсей вышел на крыльцо лавки и увидел, как Родион катает хозяйскую дочку на лошади. Девочка сидела верхом, уцепившись руками в гриву, и повизгивала от счастья, а Родион водил лошадь в поводу, поглядывая назад. Лошадь была старая и спокойная, ходила медленно, бояться было нечего. На радостный детский крик выскочили на крыльцо лавочник с сыном, но, увидев, что происходит, стояли и смотрели, как радуется ребёнок. Из дома выбежала няня, грозя мальчишке кулаком. Родион аккуратно снял Лизу с лошади, и она, счастливая, стала прыгать на снегу, размахивая руками. Няня схватила воспитанницу и потащила домой. Та хоть и упиралась, но вскоре скрылась за дверью. Родион повёл лошадь во двор хозяйского дома.
Вечером Евсей рассказал брату о том, что им придётся расстаться на какое-то время.
— А мне нельзя с тобой? — спросил Родька.
— Давай договоримся так, в этот раз я пойду один, присмотрюсь, а в другой раз обязательно пойдём вместе.
— Я и сейчас смогу, ты за меня не бойся, братушка.
— Нет, в этот раз я пойду один. Хозяин о тебе хорошо говорит, примечает твою работу. Ты уж постарайся, Родя, придёт время, и мы добьёмся своего. А дочку хозяйскую привечай, раз она к тебе привязалась. Дети к добру тянутся, значит, ты у меня добрый.
— Да я ничего, она сама приходит. Пряник приносила. Ей матушка позволила приходить ко мне.
— И ладно, и хорошо. Только осторожней с ней будь, она маленькая, а, не дай бог, случится чего. Беда большая будет. На лошади без разрешения катать не надо.
— Тогда лучше мне с тобой пойти.
—
В середине апреля, когда снег покрылся чёрными подпалинами, а дороги ещё держались, подкрепляемые утренними морозами, компания из молодых парней во главе с Лавреном Изотовым, человеком уже пожилым, но ещё крепким, которому Илья Саввич доверял особенно, собиралась отправиться на промысел. Перед отправкой Хрустов ещё раз переговорил с Евсеем.
— Ты присматривайся к делу, Лаврен последний раз идёт, не для него такие прогулки. Это вам, молодым, за ради шутки прогуляться в такую даль. Он присмотрит и подскажет, что надо. И ещё: возьмёшь ружьё и будешь добытчиком, когда мясо понадобится. Заодно запоминай новые места, речки, ручьи, где есть золото, потом пригодится и самому. Ещё я тебе скажу вот что: скоро у нас появится железная дорога, много пришлого люда вместе с ней прибудет. Шумно станет здесь, так что тебе определяться надо. Поразмысли, чем тебе лучше заняться. Многие из наших сельчан пойдут дорогу строить, работа — не сахар, а всё приработок, причём надёжный, такие вот дела к нам надвигаются.
— Что за дорога такая железная? Впрямь из железа? Кто по ней поедет?
— Чего объяснять, построят, тогда и увидишь, но дело государственное, решённое, мимо нас не пройдёт. За брата не беспокойся.
Хрустов понимал, что с приходом железной дороги и он, Илья Саввич, своё не упустит — при большом деле всегда крошки по сторонам летят. Но вместе с тем он понимал, что золото никогда не будет лишним. Только с умом использовать его надо. Хрустов знал, что золота на Бирюсе много. За эти участки полвека назад разгорелась нешуточная война между заводчиками Рязановыми и золотодобывающей компанией Толкачёва и Коробкова. Рязановым эта тяжба стоила более миллиона рублей. Но рязановский золотоискатель Гаврила Машаров не остановился на Бирюсе — он отправился дальше осваивать просторы Сибири. Вскоре удача снова улыбнулась ему вблизи села Мотыгина. Охотники стали находить в зобах глухарей крупинки золота, попадались и небольшие самородки, на это сразу обратил внимание Машаров. Уж он-то, первейший золотоискатель, знал, откуда появляется такое чудо. Разведчики заводчиков Рязановых быстро подтвердили богатейшие месторождения на реке Удерей. Золотоискатели продвигались дальше, открывая огромные запасы золота на Верхней Тунгуске, вблизи Енисея. Старатели пошли туда, где металла было больше, где добывать его было проще. Поползли слухи о золотом песке, о самородках, валяющихся под ногами, и потянулись люди со всей Сибири в тайгу, на речки и ручьи, где надеялись найти своё счастье. И находили, становились миллионщиками, но чаще разорялись. Деньги вкладывались бездумно или просто проматывались, тратились на разные причуды. Так бесславно закончил свои дни и первооткрыватель бирюсинского золота Гаврила Машаров. Удачливый старатель, он стал управляющим прииска «Гавриловский» на Удерее, из наёмного золотоискателя превратился в состоятельного купца. Его называли «таёжным Наполеоном», его дом посреди тайги мог сравниться по роскоши и удобствам с царскими палатами. Рядом с усадьбой стояла каменная церковь, по убранству она могла соперничать со столичными храмами, в оранжереях выращивали ананасы. На груди искателя приключений красовалась золотая двадцатифунтовая медаль с надписью: «Гаврила Машаров — император тайги». Но… Последние годы жизни Машаров прожил во флигеле своего дома совершенно нищим. Но это уже совсем другая история.
Нет, Илья Саввич не станет так швыряться богатством, если оно у него будет. Курочка по зёрнышку собирает, а зоб набивает. Бессонными ночами в его голове такие прожекты выстраивались что сам диву давался. Вот и снарядил Хрустов своих золотоискателей на поиски металла. Вот и старается окружить себя людьми, которым можно было доверить свои планы — в одиночку всё равно ничего не сделаешь. Хорошее время грядёт для хваткого человека. Время покажет, можно ли в Сибири выращивать ананасы, а ещё подскажет — нужно ли их здесь выращивать.