Искры
Шрифт:
Пашa опешил. Желая скрыть смущение, он выразил на лице фальшивую радость.
— Неужели? Вы, г. доктор, сверх меры скромны, вы лишили меня большого удовольствия — прочитать письмо моего лучшего друга.
— Письмо я припрятал, чтоб вручить его перед отъездом, — ответил Аслан, достав из портфеля письмо губернатора. — Но раз речь зашла о нем, соблаговолите получить.
— Благодарю! — воскликнул паша и прочел письмо вслух.
«Предъявитель сего, известный французский естествовед, доктор г. Карл Рисман, направляется для научных исследований через г. Ван в Багдад, оттуда в Индию. Надеюсь, всемилостивый государь, вы
— Это — собственноручное письмо моего друга, — сказал паша, закончив чтение письма. — Я готов предоставить вам все удобства в пути, г. доктор!
Я облегченно вздохнул. «Аслан выкрутился», — подумал я.
— Благодарю, Латиф-бек, что вы напомнили мне о документах, — обратился Аслан к шефу полиции, — вручаю вам их сейчас и прошу заготовить новые, так как я завтра буду занят приготовлением к отъезду.
— С большим удовольствием, — ответил Латиф-бек.
— Вот мой паспорт, вот открытый лист, пожалованный мне губернатором Арзрума. Как будто достаточно.
— Ну, разумеется. Завтра, в полдень вы получите как ваши документы, так и наши.
Бек так и застыл от изумления. Не в меньшей мере опешил и архиерей. Но больше всех был поражен я: откуда могли оказаться у Аслана эти бумаги? Он был прав, он действительно совершил очерченный им путь, на протяжении всего пути оказывали ему содействие и предоставляли конную охрану. Он утаил только посещение монастыря св. богородицы и свое появление в одежде схимника.
Да, Аслану удалось вывернуться. Но курдский бек остался в роли обвиняемого. Так или сяк необходимо было оправдать его: ведь он глава племени Джалали, а Джалали совершил набег, и Аслан знал обо всем, он доведет до сведения высшей власти! Как же можно оставить все это без внимания и не оправдать курда?
В защиту бека выступил Шарман-бек.
— Следует принять во внимание, г. доктор, что от последнего набега Джалали пострадали не турецкие, а персидские армяне.
— Знаю, — перебил защитника Аслан, — но ведь армянин в Турции тот же армянин, что в Персии, раз его ограбили, разбойник должен понести наказание! Весь вопрос в проступке, а не в подданстве и не в национальности. Если б потерпевшие были евреями или цыганами, я протестовал бы, быть может, еще сильнее.
Доводы Шарман-бека оказались малоубедительными. Защиту курдского бека принял на себя сам епархиальный начальник.
— Вы вполне правы, г. доктор, но необходимо принять во внимание местные обычаи и условия. Нередко случается, что персидские разбойники совершают набеги на наши края, угоняют баранту [95] , лошадей и другой скот. Как вернуть обратно отнятое? Остается единственный выход: самим напасть на них и отнять у персидских подданных их добро.
— Но в чем же повинно мирное население? — с возмущением спросил Аслан. — Как с персидской стороны, так и с турецкой набеги совершают только курды; пусть они и грызутся меж собой, если местные власти не в силах положить конец их бесчинствам. Почему же из-за их взаимной вражды должен страдать и подвергаться насилию несчастный крестьянин-земледелец, у которого нет ничего, кроме нескольких голов скота?
95
Баранта —
На смуглом лице бека выступили капли пота, он отер лицо рукавом рубахи. Но не подумайте, что его бросило в пот от стыда. В груди курда бушевало пламя гнева: гяур дерзнул нанести ему подобное оскорбление, и он не смеет положить руку на саблю, чтоб наказать наглеца, нечестивца-европейца? Но он сдержал гнев и ответил довольно спокойно.
— Напрасно, г. доктор, вы плохого мнения о племени Джалали, главою которого состою я. Если б вам известны были случаи помощи, оказываемой нами местному христианскому населению, я уверен, вы изменили бы мнения о нас.
— С превеликим удовольствием, — ответил с улыбкой Аслан.
— Мне лично не пристало хвалить себя. Пусть отец Халиф (архиерей) подтвердит мои слова: наши заслуги хорошо известны ему.
Архиерей принялся подробно рассказывать, какую услугу оказывают курды населению, особенно местным христианам. Отметил случай, имевший место несколько недель назад на празднике в монастыре богоматери. Бек лично направился туда для наведения порядка среди богомольцев; после празднества люди бека провожали богомольцев до их местожительства, чтоб оградить их от опасностей в пути.
Я был положительно ошеломлен. Казалось, какая-то зловещая нить связывала сердца этих людей: они мастерски облекали в благонамеренную форму самые отчаянные преступления. Если б мы с Асланом не были свидетелями получения курдским беком определенной части дохода с богомольцев, если б мы не видели, что богомольцы платили большие деньги сопровождавшим их на обратном пути курдам, а их товарищи с их же ведома грабили тех же путников, — мы, конечно, могли бы поверить словам архиерея.
Аслан, однако, не возразил ни слова по известным нам соображениям.
Что же заставляло епархиального начальника выступать в защиту курдов?
Он находился в дружеской связи почти со всеми главарями курдских племен для поднятия своего авторитета. Держа в своих руках самых лютых зверей страны, он тем самым приобрел огромный вес среди местного населения, даже сам паша чувствовал почтение к нему. Неужели нельзя было воспользоваться своим влиянием для более высоких целей?..
Аслан как-то сказал мне: «Этот человек мог быть весьма полезным, если б не употреблял во зло свою власть». Случалось, что курдских беков арестовывали за преступления или приговаривали к ссылке; архиерей тратил крупные суммы, чтоб освободить виновных. И они становились послушным орудием в руках епархиального начальника.
Беседа приняла прежнее направление: опять заговорили о предстоящем отъезде Аслана.
— Хотя светлейший паша и предоставит вам охранные грамоты, — заявил архиерей, — вы, г. доктор, будете иметь возможность безопасно продолжать путешествие, но все же я посоветовал бы отправиться в путь с караваном,
— Я так и предполагал, — ответил Аслан, — мне передавали, что караван выступает завтра вечером.
— Не знаете, чей караван? — спросил паша.
— Нет, не знаю, — ответил Аслан.