Искры
Шрифт:
— Если б вам пришлось видеть наш город лет десять назад, он представлял одни развалины; теперь же выглядит довольно прилично; дома восстанавливаются, население живет в мире и покое. Всем этим мы обязаны светлейшему паше, он принес нам благополучие и счастливую жизнь.
— Сущая правда, да продлит господь дни нашему светлейшему паше, — ответили хором все три «именитые» армяне.
— Весьма рад! — ответил Аслан, — светлейший паша несомненно займет в моих путевых заметках достойное место.
Как следовало понять слова «достойное место»? Паша, разумеется, принял их в положительном смысле и с особой нежностью, столь не шедшей к его суровому лицу, пожал Аслану руку.
— Благодарю, г. доктор, за ваше внимание. Надеюсь
— Ну, конечно, может быть даже на нескольких языках.
Один из «именитых» армян, сидевший ближе всех к Аслану, махтеси Аро, наклонился к нему, будто желая сказать что-то по секрету.
— Паша достоин всяческих похвал, — произнес он так громко, что расслышали все, — мне уже восемьдесят лет, г. доктор, много перевидал я на своем веку. Прежде жилось очень плохо, а теперь, представьте, волки и овцы живут рядышком, никто ни днем ни ночью не запирает дверей. И не к чему: воров у нас нет и в помине. Положите себе на голову кусок золота и ступайте куда глаза глядят, никто вас не тронет: повсюду у нас тишь да гладь. Недовольных нет: и бедняки и богачи возносят к небу молитвы, благодарят бога за счастливую жизнь.
Низкая лесть и угодливые заискивающие речи лились без меры, без конца. В этой лести следовало искать главную причину несчастий и бедствий страны. Теперь я вполне понял истину слов Аслана, сказанных мне и Маро на празднике богоматери, он говорил о том, какую вредную роль играют в злосчастной судьбе армянского народа его «представители». Тогда я впервые услышал о деяниях клерикала, правительственного чиновника, капиталиста и им подобных лиц; теперь же мне пришлось воочию увидеть живые воплощения этих типов. Предположим, что Аслана, в качестве консула или официального представителя, направили для расследования внутреннего положения в стране. Ведь он не зашел бы в избу крестьянина, не обратился бы к голодному горожанину. Он непременно попал бы в окружение описанных нами льстецов и приспешников. Какое представление он мог составить о положении страны? Разумеется, благоприятное! Эти люди играют вредную роль и перед высшей властью. Когда протесты угнетаемого населения доходят, наконец, до Высокой Порты, когда жалобы касаются злоупотреблений пашей, мудиров [93] и каймакамов [94] , тут как тут вмешиваются названные негодяи и подхалимы и, в противовес петициям жалобщиков, составляют якобы всенародные благодарственные приговоры и отправляют в Константинополь. Таким образом, протесты населения остаются без последствий и теряют всякое значение. Подхалимам верят больше — ведь они именитые «представители народа»! Их интересы связаны с интересами грабителей страны, естественно, они будут защищать этих грабителей.
93
Мудир — управитель волости в Турции.
94
Каймакам — начальник округа.
Аслан, видимо, не мог сдержать себя.
— Но все же, — заявил он, — бесчинства и зверства имеют место в стране. Во время моего переезда через персидскую границу курды из племени Джалали, перейдя границу, сожгли на персидской земле более десяти армянских поселений, угнали скот и перебили пастухов. Этот разбойничий набег нагнал такой страх на окрестных жителей, что они боялись выходить на поля, и хлеба не убирали, совершенно прекратилось караванное движение.
Происшествие, на самом деле, имело место. Но я не понял, почему Аслан заговорил об этом. Создалось довольно щекотливое положение. Дело в том, что присутствовавший на вечере Шериф-бек был главой племени Джалали, совершившего разбойничье нападение. Аслан не показал
— Я непременно доложу куда следует все собранные мною факты.
Последние слова Аслана мне показались совершенно бестактными. К чему было вооружать против себя курдского бека? Ведь он не допустил бы, чтоб донесения Аслана были доставлены по назначению. Он отправит своих людей — курьера и самого автора донесения схватят и расправятся с ними.
По-видимому, Аслан хотел отомстить курдскому беку не только за предательский донос паше, но и за то, что он приехал в Ван помочь паше разыскать подозреваемую личность. Выходка Аслана привела в замешательство трех «именитых» армян — они посмотрели друг на друга, как бы ища слов в оправдание курдского бека; смутился и епархиальный начальник, а паша не нашелся, как выгородить своего ярого помощника.
Но курдский бек был не только отчаянным головорезом, но и ловким дипломатом.
— Вы, г. доктор, какой дорогой проехали сюда? — спросил он спокойным тоном. — Вероятно, не той, раз вам посчастливилось избегнуть грозившей беды?
«Ну, допрос начался! — подумал я. Вопрос поставлен довольно хитро. Сумеет ли вывернуться Аслан?».
— Со мной и не могло приключиться беды, — небрежным тоном ответил Аслан, — еще в Арзруме местный французский консул предупредил меня о тревожных настроениях курдов и выхлопотал у губернатора предписание, чтоб мне повсеместно предоставляли для охраны конных стражников, в каком количестве потребую я, В пути меня постоянно сопровождал вооруженный отряд.
— Вы правы, г. доктор, предосторожность всегда необходима, — произнес бек тоном смущенного стрелка, не попавшего в цель. — Вы, наверное, проехали через Тимар?
— Нет, я арзрумским караванным трактом проехал до Баязета, оттуда в Маку, где имели место описанные мной беспорядки, затем в Хой, Тавриз, восточным берегом Урмийского озера прибыл в Урмию, оттуда в Баш-Кале и Хошабским ущельем — в Ван.
Курд смутился больше прежнего. Описанный Асланом путь совершенно не совпадал с теми местами, по которым должно было проехать подозреваемое им лицо. Тогда он прибег к последнему средству.
— Если б вы оставили в стороне Хошабское ущелье и держали путь на Чол Чиман, вам представился бы случай побывать на празднестве в знаменитом армянском монастыре; как европейцу-путешественнику вам было б интересно познакомиться с ним!..
— Когда я проезжал мимо, мне сказали, что празднество уже кончилось и богомольцы разъезжались по домам.
У курдского бека иссяк весь материал для скрытого допроса, и он смолк.
Тогда Латиф-бек, который все время молчал, обратился к паше.
— Хорошо бы и нам, по примеру Арзрумского губернатора, снабдить доктора охранным листом для ограждения от опасности в пути. В пределах Ванской области он наш гость! Если не ошибаюсь, — продолжал он, обращаясь к Аслану, — вы через день покинете наш город, поэтому следует поторопиться. Необходимо только переслать нам завтра имеющиеся у вас бумаги Арзрумского губернатора, чтоб заготовить новые по их образцу.
«Влопался!» — подумал я.
Начальник полиции в очень корректной форме требовал у Аслана предъявления официальных документов; выходит, что Латиф-бек не удовлетворен словесным заявлением Аслана, что у него имеются бумаги, выданные губернатором Арзрума.
Паша уловил скрытый смысл слов шефа полиции.
— Да, да, г. доктор, — лукаво поддакнул он, — вы наш почетный гость, и мы обязаны создать все благоприятные условия для вашей поездки, гарантировать от всяких опасностей, хотя этого у нас в области не может произойти.
— Благодарю вас за внимание, ваша светлость, — ответил Аслан, — вы оказались столь добры и предупредительны, что я не счел нужным своевременно предъявить вам рекомендательное письмо Арзрумского губернатора; вы без всяких рекомендаций проявили готовность помочь мне.