Искушение Фрейи
Шрифт:
И не могу найти ответа на вопрос.
Неужели теперь этот холод со мной навсегда?
***
Три месяца.
Я стала приходить на крепостную стену и долго-долго смотреть на исчезающий в дымке горизонт.
Туда, где был Таарн.
Туда, где остались корни моего сердца, которые я так и не смогла вырвать до конца.
Ветер трепет волосы. Толкает в спину. Кружит снежным бураном. Это вечная зима в Гримгосте, или моя боль заставляет небо сыпать мне на плечи этот бесконечный снег?
Я не знаю.
Снежная колдунья асов сбита с толку и
Почему-то всё чаще приходят мысли о том… что может, я просто испугалась быть счастливой? Не думала, что достойна счастья, и поэтому отказалась пускать его в свою жизнь? И мне проще было закрыться обратно в свой ледяной панцирь, чем менять что-то в своей судьбе настолько кардинально? В панцире пусть плохо, но зато привычно.
Человек слаб. Он готов терпеть самое страшное, самое тяжёлое… но терпеть. Даже находить утешение в том, как ему сейчас плохо. Ведь это повод похвалить самого себя и поругать судьбу, которая с тобой, таким замечательным, так плохо обошлась.
Человек готов терпеть даже то, что терпеть нельзя.
Потому что самое трудное на самом деле, то, чего мы боимся сильней всего и избегаем всеми силами – это перемены.
Ничто так не страшит, как неизвестность.
Самый древний инстинкт, заложенный в той незапамятной древности, когда круг тьмы у костра скрывал огни звериных глаз, а любой шаг за пределы пещеры мог стать последним.
Так поступают все животные. Даже могучий барс или белый медведь могут свернуть с тропы, если увидят на ней какую-то новую и незнакомую, странно пахнущую вещь.
Только в тот момент, когда мы преодолеваем животное в себе и становимся по-настоящему человеком, мы смотрим этому страху в глаза. И побеждаем его.
И возможно, я наконец-то доросла до того, чтобы сделать этот шаг.
Вот только никто, кажется, больше не собирается делать мне шаг навстречу.
Я сама себе боюсь признаться, но всё это время почему-то продолжаю ждать, что Мэл приедет. Ведь сказал, что мы с ним не договорили. Не уверена, что стала бы слушать...
Но увидеться ещё хоть раз… я бы хотела вкусить этого сладкого яда.
***
Пять месяцев.
Да, я уверена, что я бы его внимательно выслушала.
Несколько раз Мэлвин приходил ко мне во сне.
Ни один, самый страшный кошмар, за всю мою жизнь не заставлял меня так безутешно рыдать в подушку. Потому что реальность была слишком жестока. Мне бы хотелось остаться во сне и никогда не просыпаться, если это была единственная возможность встретиться.
Если бы он хотел приехать ко мне, мог бы уже сделать это десятки раз.
Не так далеко наши горы. Как наши души сейчас друг от друга.
Я очень остро и до боли отчётливо начинаю осознавать, что, наверное, погорячилась. Не надо было так рубить с плеча. Да, это было больно… но в конце концов, он же не виноват, что ему нравятся только блондинки. У меня вот тоже… от темноволосых крыша уезжает.
И положа руку на сердце, я тоже была не права.
Пытаюсь переступить через себя. Пробую посмотреть на ситуацию его глазами.
И
Я ведь могла подождать. И поговорить спокойно дома, не при всех. А я начала такой разговор при толпе свидетелей – его друзей, людей, которые возможно, знали его с рождения!
Это жестокие муки, признавать свои ошибки, наступая на горло собственной гордости. Но где-то на самом дне одной из бесконечных одиноких ночей я решаюсь на подобный шаг.
Господи… а я ведь его унизила! И оскорбила. Он не заслужил такого. Там же сплетен теперь – на весь Таарн. Я уехала, а в каждом уголке долины с увлечением обсуждают постельные похождения второго сына Вождя. И как его бросила заезжая принцесса, смешав с грязью на виду у толпы.
Он-то всегда со мной обращался так бережно… как я, возможно, и не заслуживала. Со всеми своими закидонами и проблемным прошлым, которое безжалостно на него навесила. А Мэл принял его на свои широкие плечи без малейших колебаний. И пытался как мог меня лечить. Вполне успешно, кстати. И что получал вместо благодарности?
Сплошное брыкание строптивой лошадки. И попытки укусить руку, которой пытаются погладить.
Да, кажется, я вела себя как последняя дура. Даже если у меня и были на это причины.
В конце концов я нахожу в себе смелость признать, что во многом в моей реакции в тот вечер виновата была раненая гордость. И может, даже уязвлённое самолюбие. Он-то для меня был единственный! Задело, что я для него – очередная.
Но быть может, главное – это чтобы последняя?
Я лежу поперёк своей постели на спине, раскинув руки. Так и упала, не раздеваясь, как пришла вечером со стены.
Глубокая ночь. Ехидная луна пялится на меня через окно.
Она у нас общая, эта луна. Возможно, он видит её сейчас тоже.
Вспоминаю другую такую луну. И поединок. На который вызвал меня Мэлвин.
И браслет.
Который у меня так и не хватило духу снять.
Поднимаю руку над головой, опускаю рукав и смотрю на своё запястье. Синий сапфировый взгляд барса укоризненно смотрит на меня в ответ.
Такого он не дарил никому. Браслет его матери.
Я теперь абсолютно точно уверена, что если он приедет, всё будет по-другому. Потому что я стала другой.
Но неделя утекает за неделей… а он не приезжает. В конце концов, я решаю с горечью, что Мэлвин, наверное, уже утешился с какой-нибудь очередной блондинкой.
И перестаю приходить на стену.
Так проходит полгода.
***
Кажется, в конце концов брату надоело моё затворничество и то, что весь маршрут моего передвижения по Гримгосту ограничивается башней и стеной.
Слуга с почтением подаёт мне записку.
Вздыхаю и отпускаю его.
Фенрир пишет, что ждёт меня во дворце. Требует красиво нарядиться. Мол, пора уже прекратить отлынивать и начать помогать ему с королевскими обязанностями. У него сегодня день приёмов в тронном зале. Буду помогать. Это приказ, возражения не принимаются.