Искушение любовью

Милан Кортни

— Ну как же… о том, как вы повстречались с одной женщиной. Вы не знали, что на самом деле ее нанял ваш заклятый враг с целью погубить вашу репутацию. Вы были к ней очень добры, отнеслись к ней с христианским милосердием, и из-за вас она решила измениться и начать новую жизнь.

Марк уставился на нее:

— И это все? Я отнесся к ней по-христиански?

Она кивнула.

И никакого упоминания о поцелуях? О том, как переплетались их пальцы? То, что происходило между ним и Джессикой, даже близко не напоминало христианское милосердие. Марк почувствовал странное унижение. Но, может быть, она говорила о чем-то еще. Он рассказал ей о матери.

И о Смайте — во всяком случае, частично. Неужели он случайно выболтал и секреты Эша? Это был бы полный конец.

Нет. Нет. Этого не может быть. Об этом он проговориться не мог.

Неудивительно, что люди смотрят на него с таким сочувствием. Они все знают, что он потерял голову из-за лгуньи и обманщицы. Влюбился, как последний глупец.

— Сэр Марк. — Собеседница Марка серьезно посмотрела ему в глаза. — Полагаю, я выскажусь от лица любой женщины в этом зале. Я непременно влюбилась бы в вас сама, но… я так мечтаю, чтобы вы полюбили ее!

Он поймал взгляд Эша. Выражение лица брата было мрачным; он коротко кивнул в сторону выхода: «Давай быстрее уберемся отсюда».

Вальс подходил к концу.

— Так вы любите ее, сэр Марк?

Он надеялся, что костер уже догорает. Что воспоминания скоро поблекнут и раны вот-вот затянутся. Но эти новости раздули пламя в его душе еще больше прежнего.

— Люблю ли я ее? — медленно повторил он. — Да я ее убью — как только найду.

Глава 17

Они собрались в кабинете Эша.

Доклад, разумеется, лежал на его письменном столе. «Срочно», было написано рукой Джеффриса. «Прочитать немедленно по возвращении». В самом низу было добавлено еще несколько строчек — Джеффрис сообщал, что, поскольку Эш эксцентрично исчез на несколько дней, он вынужден изложить свой отчет в письменной форме.

Эш посмотрел на Марка.

— Я… я этого не видел. — Он перевел взгляд на Смайта. — Честное слово. Я и понятия не имел. Не знаю почему…

Марк положил руку ему на плечо.

— Не переживай, Эш. Конечно, мы все понимаем.

Он быстро пролистнул доклад, к которому прилагались аккуратно подобранные газетные вырезки. В первый раз за эти дни присутствие братьев ему мешало. Он практически ничего не рассказывал о своих отношениях с Джессикой, и теперь мысль о том, что все подробности они узнали от кого-то еще, сводила его с ума. Это было даже ужаснее, чем то, что о его личной жизни осведомлен весь Лондон.

Прочитайте это, когда я закончу и уйду, хотел сказать Марк, но вдруг передумал. Эш смотрел на доклад со смешанным выражением жалости и грусти; братья поддерживали его все последние дни, и отталкивать их сейчас было бы просто несправедливо.

— Здесь только один экземпляр, — сказал он. — Возможно… возможно, будет быстрее, если я прочитаю все вслух?

— Если… ты можешь, — заметил Эш, отводя глаза.

Марк сел на диван; Эш и Смайт уселись по обе стороны от него. Джеффрис собрал не только все части статьи, но и вырезки с комментариями. Их Марк пропустил. Ему было плевать, что говорят люди. Единственно важным было то, что сказала Джессика.

Вот оно. Все началось с этого тоненького листка бумаги.

— «Когда я впервые встретила сэра Марка, он сказал мне, что его голос подобен пению тысячи ангелов, — прочитал он. Боже. Он совсем об этом забыл. Марк не решался посмотреть на братьев; прекрасный способ представиться, ничего не скажешь. — Но через некоторое время знакомства я поняла, что он не ангел, не святой и не аскет. Он просто человек, такой же как все. Разве что… гораздо лучше всех».

Если до этого у него могли возникнуть хоть

какие-то сомнения в том, что это написала Джессика, то теперь они исчезли. Марк почти слышал, как она произносит эти слова. Но его собственная реакция оказалась совсем неожиданной. Это был не гнев, не возмущение, а щемящее чувство узнавания. Он словно нырнул в холодную, глубокую реку. Джессика как будто признавалась ему в чем-то, что он не хотел слышать, но уже давно подозревал.

— «Должна сказать правду — поначалу я хотела задеть его…» — продолжил он.

Было странно смотреть на себя самого чужими глазами. Все это время Марк считал, что Джессика в глубине души потешалась над ним. Она с удовольствием наблюдала, как он влюбляется в мираж. Ему казалось, что она каким-то внутренним чутьем угадала, чего он ищет в женщине, и успешно имитировала эти качества. И больше всего его уязвляло то, что, даже зная об этой подделке, он все равно отчаянно тосковал по ней.

Но по мере того, как он читал, все вставало на свои места. Эта история была рассказана женщиной, которую он знал. Он будто бы слышал ее сомнения, хотя она и не высказывала их напрямую. Он видел и чувствовал, как она постепенно увлекается им — точно так же, как и он сам все больше и больше подпадал под ее чары. Марк обретал Джессику заново. Это была она, та самая женщина, в которую он влюбился. Она была настоящей.

Обида, которую он пестовал всю прошлую неделю, вдруг показалась ему немного детской. Если Джессика говорила правду… значит, в ранней юности ее соблазнил какой-то негодяй. Ее выгнали из дома. Она потеряла свою ближайшую подругу — единственную подругу, и у нее фактически не было родных. Он взглянул на Эша и Смайта.

У нее ничего не было, в то время как он был богат.

Он продолжал читать. Боль в сердце не утихла, она только приняла другую форму. Джессика скрыла все интимные подробности их свиданий. Она не сказала ни слова об их поцелуях и ласках — разве что о тех моментах, когда он смотрел ей в глаза и не мог отвести взгляд, но тем не менее он словно пережил все заново. Она не выдала ни одной из его тайн. Повествование заканчивалось сценой злосчастного предложения руки и сердца.

Пробежав глазами последние слова, Марк онемел и отложил вырезку в сторону. Он просто не мог прочитать это вслух. Он чувствовал себя так, будто кто-то ударил его в солнечное сплетение.

Смайт тут же подался к нему, а Эш приобнял за плечи.

Если уж она смогла написать это, совсем одна, то он тем более мог произнести это в присутствии самых близких своих людей. Марк снова придвинул к себе вырезку.

— «Я уехала. Что еще мне оставалось делать? Я ненавидела его за то же самое, за что и любила. За то, что я так и не сумела сломать его… и за то, что женщина вроде меня никогда не сможет завоевать любовь такого мужчины, как он… как бы она ни старалась».

Я ненавидела его. Я любила его. Его сердце стучало как молот. Одиночество, звучавшее в ее словах, было таким осязаемым, что казалось, его можно было потрогать руками.

Я любила его. После спокойного, грустного рассказа эти три слова звенели, словно долгое протяжное эхо в горах. Возможно, это была ложь. Или преувеличение.

Или… правда.

Ему было удобно считать, что Джессика все время лгала ему. И не хотелось думать ни о чем другом. Он представлял себе, как она смеется над ним. Как она встречается с Джорджем Уэстоном и язвительно обсуждает своего уморительно-наивного поклонника. Он с готовностью поверил в свои собственные фантазии, потому что… в противном случае выходило, что он пообещал Джессике всегда быть с ней рядом, и обманул ее.