Искушение Марии д’Авалос
Шрифт:
Турнир начали пешие участники, разыграв настоящую театральную сценку. Обычные участники сразились с самыми искусными и опытными игроками, которые фактически были арбитрами. Самый впечатляющий из mantenitore, с густыми, длинными черными волосами и смуглым цветом лица, закричал звучным голосом: «Пусть они идут!»
Рыцари, все еще пешие, побежали к mantenitore. Двоим из них удалось сломать свои копья о щиты двух mantenitore. Правда, не того, темноволосого. Он избегал ударов с такой легкостью, словно и не двигался вовсе. Публика бурно аплодировала ему. Затем, под наблюдением mantenitore, участники турнира стали фехтовать друг с другом, нанося большое количество ударов.
Затем начался настоящий турнир. Участники вскочили на
Мария была искусной наездницей, и она наслаждалась этой игрой, требовавшей идеальной согласованности между лошадью и всадником. В результате этого безопасного, но эффектного зрелища расщеплялись копья. Чтобы справиться с сильной лошадью и тяжелым, длинным копьем, да еще при ограниченном обзоре, требовались отвага и умение до доли секунды рассчитать время. Рыцари заняли свои места, и первый участник выехал вперед. Он пришпорил свою горячую лошадь и галопом помчался к противнику, но при столкновении с ним ударил копьем лошадь противника, что запрещалось. Лошадь заржала и встала на дыбы, чуть не скинув всадника.
Последовала перебранка: провинившийся участник утверждал, что из-за своей норовистой лошади вынужден был слишком низко держать копье. Он требовал, чтобы ему дали еще один шанс. Темноволосый mandatora подскакал к нему и в наказание дисквалифицировал.
— Кто это? — спросила Мария Антонию, указывая на mandatora.
— Его называют Сарацином, и не только потому, что у него черные волосы. У него репутация отчаянного бойца. Кое-кто из молодых женщин называет его Марсом. Но на самом деле, дорогая, ты его знаешь и будешь иногда видеть, поскольку он друг Карло. Он Карафа, герцог Андрия, племянник или кузен Федериго. Он…
Ее прервал оглушительный треск: копье следующего участника ударилось о щит противника. Публика аплодировала ему стоя.
Часом позже участники турнира закончили сражаться и разъехались в противоположные концы поля. Темноволосый герцог Андрия объявил победителя и, когда этот молодой человек подъехал к нему, вручил традиционный приз. Победитель, согласно традиции, укрепил этот приз — большой золотой перстень — на кончике копья, подъехал к трибунам и галантно преподнес его Марии.
В тот вечер на балу все расплывалось перед глазами Марии: белая лепнина и небесно-голубые стены бального зала, невесомого, как воздушный поцелуй; смеющиеся дамы в роскошных нарядах и сверкающих драгоценностях; элегантные мужчины в бархате и брыжах; сотни свечей в мерцающих канделябрах и восхитительная музыка Карло. Для этого бала Мария выбрала изумрудно-зеленое платье. «Немногие цвета, как бы смелы они ни были, идут вам больше, чем этот», — довольно напыщенно сказал Карло во время их первого танца. Карло любил танцевать, но еще больше он любил выступать, и гостям не пришлось долго его упрашивать, чтобы он поднялся на сцену и возглавил своих музыкантов. Среди всего этого смешанные эмоции Марии достигли накала; когда она улыбалась, беседовала и танцевала павану, у нее возникло странное ощущение дежавю, как будто она оказалась на стыке прошлого и настоящего. Это была ее последняя ночь в палаццо д’Авалос, точно так же, как одиннадцать лет назад, когда она выходила замуж за Федериго. За исключением огромной разницы между мужчиной, с которым она обвенчалась тогда, и тем, с кем ей скоро предстояло обвенчаться, все было в точности как тогда.
Федериго тогда не отходил от нее. Вспомнив, как она впервые танцевала с ним в тот вечер, она подумала, что их движения в танце были началом ее вечной любви к нему. Каким высоким, сильным, ловким он был. Посмотрев на Карло, она сразу же отвела взгляд — он показался тщедушным по сравнению с Федериго. У Федериго были точеные черты лица римского солдата, а когда он заговаривал, выражение лица становилось удивительно вдохновенным. Однако его энергия была совсем иного рода, нежели у Карло. В тот вечер, одиннадцать лет назад, был момент, когда каждый из них был вовлечен в беседу с разными людьми, и она, бросив взгляд в сторону Федериго, увидела его
Теперь, когда Мария стояла едва слушая рассказ любовавшегося ею престарелого герцога об осушении малярийных болот в его обширных поместьях, она ощутила еще большую, чем обычно, горечь при мысли, что в ее жизни все сложилось так ужасно. Федериго не должен был умереть. Он должен по-прежнему быть с ней. Мария погрузилась в печальные размышления, вспоминая потери прошлого и тревожась о будущем. Единственным связующим звеном между этими двумя мирами была Беатриче. Мария, лишенная теперь защиты Федериго, сама должна быть защитницей всего, что осталось у нее от любимого мужа, — своей дочери. Беатриче, которой принцесса Свева строго-настрого запретила присутствовать на балу, стояла сейчас, поглощенная беседой с родственником Федериго, которого называли Сарацином. Эта решительная девочка, несомненно тайно сговорившись с Сильвией, которая обожала ее и ни в чем не могла ей отказать, нарядилась в свое любимое платье из золотистого бархата и просто пришла на бал, сразу же направившись к своей более снисходительной бабушке Мадделене, которая с распростертыми объятиями встретила свою вновь обретенную внучку. Даже принцесса Свева не решилась бы спорить с Мадделеной Карафа, властный вид которой подкреплялся ее ролью матроны самой богатой семьи Неаполя. Беатриче, по-видимому, каким-то образом это узнала.
Какова будет жизнь своевольной Беатриче в доме столь же своевольного и темпераментного Карло Джезуальдо? Их первая встреча не была благоприятной. Весьма возможно, что он будет ее презирать, а она его — ненавидеть. Но у Беатриче был талант очаровывать тех, кто, по мнению этой не по годам развитой и умной девочки, мог оказаться ей полезен. Совсем малышкой она покорила Альфонсо, который вначале считал ее лишней и игнорировал. Марии пришло в голову, что Беатриче обладает талантом манипулировать людьми, которого не было у самой Марии. Сказывается ли в ней кровь Карафа? Или это идет от двоюродной бабушки Марии, Констанцы? Да. Если Беатриче кого и напоминала, то это прославленную Констанцу д’Авалос.
А сейчас ее непокорная дочь приближалась к ней за руку с Сарацином. Почему Беатриче решила с ним подружиться? Расположилась ли она к нему, потому что он был самым красивым мужчиной в зале, или потому что от него тоже веяло врожденной властностью?
Извинившись перед престарелым герцогом, Мария отошла от него, улыбаясь дочери.
— Это мой кузен, Фабрицио Карафа, — представила Беатриче. — Он знал тебя, когда ты была замужем за моим папой, который приходился ему дядей, и он хочет снова с тобой встретиться. Ты его помнишь?
Фабрицио Карафа наклонился и поцеловал руку Марии. Он снял костюм mandatora и переоделся в мягкую зеленую куртку. На кем были кремовая рубашка и не слишком тугой плоеный воротник. По сравнению с остальными мужчинами в тугих брыжах вид у него был небрежно элегантный.
— Да, — улыбнулась Мария. Хотя она и не узнала его на турнире — он стал совсем зрелым, — теперь она вспомнила смеющегося мальчишку, который любил дразнить младших сестер Федериго. Хотя Федериго приходился Фабрицио дядей, он был всего на три-четыре года старше. — Федериго учил вас фехтованию, и вы вдвоем звенели шпагами, носясь вниз и вверх по лестнице и доводя до безумия маму Мадделену.
Фабрицио откинул назад голову и засмеялся, и в эту минуту в ушах у Марии зазвучал беспечный смех Федериго.
— Это не единственное, чему научил меня Федериго, — сказал Фабрицио. — Я вас тоже помню, Мария. — Он улыбнулся Беатриче. — Когда я впервые увидел твою маму, то подумал, что это ангел спустился с небес. Я был в восторге. Я следовал за ней взглядом, когда она бесшумно скользила по дворцу, как небесная посланница, у которой какая-то божественная цель. Она всегда была так молчалива. Я, бывало, молился ей по ночам.