Искушение Марии д’Авалос

Хэммонд Виктория

— А теперь я хочу познакомить тебя с совершенно особенным человеком, — с энтузиазмом произнесла Джеронима. — Мы очень тесно с ней сотрудничаем. По странному совпадению, у нее точно такое же имя, как когда-то было у тебя. Мария Карафа! Ах, вот и она!

Худая темноволосая женщина с желтоватым оттенком кожи направлялась к ним. В отличие от Джеронимы, у нее был такой вид, словно она делала добро по принуждению. Она была бы красивой, если бы не усталое выражение лица. Когда Джеронима представила ее как герцогиню Андрия, в мозгу Марии вспыхнуло: «Жена Фабрицио Карафа!» Эта мысль не оставляла ее, пока новая свекровь Марии перечисляла превосходные качества собеседницы. При этом герцогиня смотрела на Марию, слегка улыбаясь, и в глазах ее

читалось узнавание.

— Простите, что я рассказываю прекрасной новобрачной, какое вы сокровище, — сказала Джеронима. — Я надеюсь заинтересовать Марию нашей благой работой — конечно, после того как она привыкнет к своему браку.

— От такой работы у вас испачкаются руки, — заметила герцогиня, многозначительно взглянув на нежные белые руки Марии со сверкающими кольцами.

Значит, вот как ее приняла герцогиня Андрия. Мария разозлилась. В детстве она провела столько времени в обществе тетушки Антонии и ее блистательного кружка, занимавшегося праздными сплетнями, что поднаторела в искусстве парировать подобные замечания. Она подняла свою маленькую ручку и бросила на нее шутливый взгляд, как бы оценивая.

— Я вас поняла, — сказала она, — но не думаю, что принцесса Джеронима намерена заставить меня мыть полы.

— Возможно, вы меня не поняли, поскольку я говорила в метафорическом смысле, — холодно ответила герцогиня. — Мы выполняем работу нашего Господа и имеем дело с падшими. Души, которые мы пытаемся спасти, порочны. Они воспитывались в убожестве, и ум их развращен — несомненно, это будет для вас сильным потрясением. Нужно научиться преодолевать свой ужас, столкнувшись с такой моральной грязью и падением, а для этого требуется очень сильный характер.

— Вы не можете считать, что у меня недостаточно сильный характер, ведь вы только что со мной познакомились, — спокойно возразила Мария, думая при этом: «Как осмеливается говорить со мной подобным тоном эта женщина, дочь мелкого южного аристократа! Все знают, что она вышла замуж за Карафа только благодаря огромному богатству ее вора-папеньки!»

— Свадьба Марии — не самое лучшее время обсуждать подобные вопросы, — тактично вмешалась принцесса Джеронима. — Я имею в виду нечто особенное для моей прекрасной невестки, когда она будет готова, — я расскажу вам об этом, когда мы встретимся в следующий раз. Но позволь мне сказать тебе, Мария, что она просто блестяще справляется с людьми определенного сорта. Я сама была тому свидетельницей всего полчаса назад. — Джеронима наклонилась к герцогине и добавила, понизив голос: — Я вижу, что вашим мужем завладела эта зануда Спинотти, так что вам, наверно, нужно бы пойти туда и спасти его.

Мария грациозно протянула руку, прощаясь с герцогиней.

— Было весьма поучительно с вами познакомиться, — улыбнулась она.

— Да благословит вас Господь столькими же здоровыми сыновьями, как Он благословил меня, — ответила герцогиня, крепко пожав своей сухой рукой руку Марии, и направилась к своему мужу.

— Моя бедная Мария! — выдохнула Джеронима, когда они оказались вне пределов слышимости герцогини. — Позволь извиниться за грубость герцогини по отношению к тебе, да еще в день свадьбы. Хотя я и восхищаюсь ею, должна признать, что она лишена обаяния. Наверно, это оттого, что она несчастна, так что прошу тебя простить ее. Говорят, красивый муж заставляет ее много страдать, но я отказываюсь становиться на чью-то сторону, поскольку он добрый друг Карло. Я должна тебя поздравить с тем, что ты очень умно и изящно поставила ее на место. Ах, какое ты чудесное приобретение для нашей семьи! Теперь твоей семьи, моя дорогая.

— Каким образом муж заставляет ее страдать? — не утерпела Мария.

— Я не люблю сплетничать, Мария. Я очень люблю Фабрицио Карафа, поскольку нахожу его очаровательным, но так как ты меня спрашиваешь, а ты теперь моя дочь, да и к тому же обязательно услышишь это очень скоро из других уст, то я скажу тебе, что он ей постоянно изменяет. Женщины

просто теряют из-за него голову. Говорят, у него полно любовниц. Да простит меня Бог, но пару раз я задала себе вопрос: кто же может винить его при такой унылой жене?

К своему испугу, Мария почувствовала, что залилась краской, когда Джеронима сообщила ей эти сведения.

— Где Карло? — спросила она, вставая на цыпочки и рассеянно обводя комнату взглядом. — Вы его видите?

— Ты любишь Карло, не так ли, Мария? — осведомилась Джеронима слегка неуверенно, взяв Марию за руку и изучая ее большими глазами, которые внезапно увлажнились.

— Да, я нахожу его обворожительным, — ответила Мария, осознав свое отношение к мужу, только когда произнесла эти слова.

Мария сидела в спальне, задумавшись. После двух дней непрерывных празднеств она устала, и перспектива плотских восторгов с новым мужем не особенно манила ее — хотелось забраться под одеяло роскошной кровати и погрузиться в сон. Лаура только что облачила ее в шелковую ночную сорочку, на которой были вышиты маленькие красные и золотые короны, как на гербе Джезуальдо. Мария отправила девушку спать, желая несколько минут побыть одна.

Она смочила лицо и шею апельсиновой водой, надеясь, что терпкий запах прогонит сонливость. Потом уселась в маленькое кресло, обитое красным бархатом, и оглядела комнату, все еще озадаченная значением ее убранства. Ее мать настаивала на том, что Карло набожен. До этой минуты Мария не видела тому свидетельств. Возможно, религия была для него сугубо личным делом. В конце концов, Джеронима сказала, что он скрытен. Была ли в таком случае эта комната выражением его личной благочестивой жизни, и ожидал ли он от Марии, что как жена она примет в ней участие? Казалось, другого объяснения не было.

Это скорее походило на интерьер церкви, а не на комнату новобрачных. При свете многочисленных свечей сверкал алтарь; здесь были красные подушечки, чтобы преклонять колени, и покрывала и занавеси из кремового шелка с церковными мотивами. Над кроватью висела огромная картина, изображавшая Благовещение, а по обе стороны от нее — большие кресты из золота и перламутра. В чашах, украшенных фигурками ангелов, горел ладан.

Наконец поддавшись окружающей атмосфере, Мария преклонила колени на одной из подушечек и помолилась Деве Марии, благосклонно улыбавшейся ей сверху, чтобы ее первая ночь с Карло в их брачной постели была благостной, И доставила удовольствие, добавила Мария, чувствуя себя виноватой.

Так ее и застал Карло, когда вошел в комнату вместе с молодым священником. Даже если бы Марии было известно о сложностях умонастроения Карло, о которых она пока что понятия не имела, она бы не могла выбрать более удачную позу, чем та, в которой он застал ее в их первую брачную ночь. При виде коленопреклоненной Марии он пришел в то состояние, в которое хотел прийти в эту ночь, но не надеялся, что это достижимо. Теперь он мог с полной определенностью связать брачный ритуал, который должен был выполнить, с мыслью о том, что он священен. Он также молился. Карло опустился на подушку напротив Марии, Молодой священник встал на колени, взял их за руки и соединил и начал нараспев читать латинские фразы, смысл которых сводился к тому, чтобы их святой союз скоро принес плоды. Карло смотрел не на Марию, а на тонкие черты лица священника. Это был красивый молодой человек, но что-то в его поведении претило Марии, Оно было фамильярным по отношению к Карло. Казалось, они безмолвно общаются. Несомненно, он был исповедником Карло. Мария закрыла глаза, чтобы не видеть этого человека, и сосредоточилась на тепле длинных пальцев Карло, охватывавших ее маленькую руку. Сквозь запах ладана она ощутила другой аромат — странный и приятный, как от измятых фиалок. Чтение нараспев прекратилось, и молодой священник поднялся.