Искушение сирены
Шрифт:
Грей оцепенел, когда мисс Тернер показалась из люка. В течение нескольких недель ее образ преследовал его — днем Грей страдал, поскольку она явно избегала его, а по ночам его терзали воспоминания о ее нежных прикосновениях. И вот теперь, когда он уже почти обуздал свои страсти, она разрушила его спокойствие.
Мисс Тернер сменила платье и совершенно преобразилась.
Исчез этот саван из блеклой серой саржи, этот непривлекательный наряд, похожий на дождевую тучу. Сегодня на ней было платье из легкого муслина с цветочным узором.
Она ступила на палубу
Она была прелестна, и именно поэтому он не должен был смотреть на нее.
Отведя взгляд, он честно попытался поискать тучки на горизонте, потом достал из жилетного кармана часы, проверил время, маленьким ключиком завел механизм, аккуратно стер со стекла капельку воды, захлопнул крышку и рукавом отполировал серебряную поверхность. Он подумал об Англии, потом о Франции, потом его мысли перенеслись на Кубу, затем в Испанию. Он вспомнил своего брата, свою сестру и тетушку Розамунду, отличавшуюся удивительно уродливой внешностью, которую он не видел уже больше десяти лет. Но все его титанические усилия пошли прахом, только на лбу отчего-то выступил мелкий бисер испарины: неизбежное удалось отсрочить лишь на пару минут.
Он вновь посмотрел на нее.
Желание пронзило его тело как стрела. А под горячей волной захлестнувшего его вожделения нарастало иное, более глубокое чувство. Но Грею совсем не хотелось его исследовать.
Чуть тряхнув головой, чтобы окончательно прийти в себя, Грей начал внимательно рассматривать новое платье мисс Тернер. Ткань была превосходного качества, крой был выполнен так, что его линии замечательно подчеркивали фигуру. Кроме того, портниха очень постаралась не нарушить симметрию растительного узора. Рукава платья идеально лежали на плечах; в безветренные моменты единственная оборка на юбке перекрывала шнуровку на ее ботинках. В отличие от того серого уродства из саржи это платье было дорогим и скроено именно по ее фигуре.
Но почему-то сейчас платье сидело на своей хозяйке не идеально. Когда она повернулась, Грей заметил, что линия выреза слегка отходит, а колонна юбки, которая должна была касаться выпуклости ее бедер, охватывает пустоту.
Он нахмурился. В это мгновение София повернулась и посмотрела на него. Их взгляды встретились и задержались. Ее улыбка превратилась в усмешку. А поскольку Грей не знал, как ответить на стоявший в ее глазах невысказанный вопрос, он ограничился коротким кивком и сухим «Доброе утро».
А затем он ушел.
Грей рывком распахнул дверь камбуза.
— Ты плохо кормишь мисс Тернер.
Сама атмосфера камбуза, сдавленная, душная, жаркая и влажная, казалось, провоцировала его на то, чтобы выпустить пар, готовый разорвать его изнутри. Вот только этот внутренний пар не мог улететь через вентиляционные отверстия так же легко, как пар
— Доброе утро. — Габриэль вытер руки передником и даже не поднял на Грея глаза.
— Она не ест, — повторил Грей уже спокойнее. — Она чахнет.
Осознав, что до сих пор сжимает кулак, он спрятал руку за спину и осторожно расправил затекшие пальцы.
— Чахнет? — Лицо Габриэля прорезала усмешка; он взял колотушку и атаковал кусок солонины. — С чего ты это взял?
— Платье стало ей велико. Вырез на корсаже слишком свободный.
Габриэль перестал колотить мясо и поднял голову, их глаза впервые встретились с того момента, как Грей появился на камбузе. Брови старика с насмешливым удивлением выгнулись, и Грей стиснул зубы.
— Я ведь не ограничиваю мисс Тернер в еде, не так ли? Думаю, просто нашей пассажирке не очень по нраву наша простая стряпня, скорее всего, она привыкла к более изысканной пище.
Грей сердито посмотрел на кусок солонины под колотушкой Габриэля и на катавшуюся по столу вялую картофелину.
— Это на обед?
— Это и еще сухари.
— Я прикажу наловить рыбы.
— Разве не капитан отдает приказы? — Тон Габриэля стал лукавым.
Вконец раздосадованный, Грей повернулся, собираясь уходить, и дернул дверь камбуза с такой силой, что тонкие доски протестующе заскрипели. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и мысленно приказал себе закрыть за собой дверь, не хлопая.
Габриэль отложил колотушку и обмахнул табурет ветошью.
— Присядь, Грей. Дай отдохнуть своим косточкам. Еще раз сердито вздохнув, Грей принял приглашение.
Он сделал два шага назад, подвинул ногой табурет и сел. Кок снял с крюка на стене оловянную кружку, взял небольшой ковш и, зачерпнув что-то из кожаного ведра, налил в кружку. Затем Габриэль поставил кружку перед ним.
Молоко.
Грей уставился на кружку.
— Ради Бога, Габриэль. Я уже давно не ребенок. Старик поднял брови:
— Ну, если ты все еще не вырос из привычки заходить на кухню, когда у тебя плохое настроение, я подумал, что, может, ты и молоко по-прежнему любишь. Ты ведь даже и коз купил.
Грей покачал головой. Он поднес кружку к губам и осторожно сделал первый глоток, помедлил, потом быстро осушил кружку, словно в ней был ром, а не козье молоко. Жидкость обволокла язык, вкус был нежный, насыщенный и мягкий, невинностью и далеким детством пахло от этого молока. Грей с сожалением посмотрел на пустую кружку. Жаль, что молоко так быстро закончилось, надо было растянуть удовольствие.
Габриэль взял колотушку и вновь начал отбивать мясо, Грей недовольно обернулся и увидел…
Слева от кока, на стене, прямо над бочонком с пресной водой, висел портрет Габриэля. Художнице удалось передать и зубастую, но безобидную усмешку Габриэля, и лукавую чертовщинку в его глазах. Более того, когда корабль налетал на очередную волну и листок слегка менял свое положение, казалось, что портрет Габриэля… смеется и подмигивает.
Грей встряхнулся. Скорее всего, он смеется над ним.