Искушение
Шрифт:
– Да говорила я, говорила, – Влада взмахнула рукой. – Мне советуют быть умной. Это так непросто быть умной, чуткой, нежной, любящей.
– Держись, Владочка. Успокаивай себя тем, что всем неприятностям рано или поздно приходит конец, – Виктория едва подавила усмешку: свекровь Влады из вредности будет хвататься за эту жизнь.
Поглядывая на часы, Баринская мысленно ругала Геннадия, который словно забыл дорогу домой. Не торопится. Конечно, зачем? Здесь все под ее контролем. Дом существует для Баринского как место отдыха и расслабления. Даже пребывание в нем Нины Степановны не мешает ему наслаждаться покоем и созданным женой уютом.
– Владочка, мне бы чаю! – прокричала Нина Степановна.
– Хорошо! – и тут же, обращаясь к Вике: – Нарочно орет. И никакого чаю ей не нужно.
– Не сердись. В конце концов, она – мать твоего мужа. Не было бы ее, не было бы и Гены. Ты можешь представить свою жизнь без Гены?
– Нет, – честно призналась Баринская.
– Тогда иди и готовь чай.
– Я тебя целую. Пока.
– Пока, Владочка.
Уже поставив чайник на огонь, Влада услышала звук открываемой двери. Еще через мгновение на кухню вошел Гена.
– Ну, слава богу.
– Влада, извини, извини, пожалуйста. Так получилось, что я никак не мог тебя предупредить.
– Когда я тебя не извиняла? – недовольно буркнула Влада, насыпая заварку в чайник. – Кстати, ты помнишь, что с сегодняшнего дня мы снова без сиделки?
– Я решил эту проблему. Уверен, что ты теперь точно простишь меня за то, что я заставил тебя переживать.
– Что ты хочешь этим сказать?
– А вот что… – Баринский повернулся, махнул рукой.
Влада услышала какой-то шум, доносившийся из коридора. Хотела спросить, в чем дело, но Геннадий жестом попросил ее подождать. Он посторонился, пропуская вперед Женю. Взяв ее за плечи, он улыбнулся.
– Знакомься, Влада, это Женя. С сегодняшнего дня она будет ухаживать за мамой, помогать тебе по дому. Короче говоря, знакомьтесь.
Влада непроизвольно нахмурилась, вглядываясь во взволнованное лицо молодой девушки. Сколько же ей лет? Восемнадцать, не больше. Этого еще не хватало. Откуда она взялась?
– Я тебе потом все объясню, расскажу, – видя недоумение жены, поспешил заверить ее Баринский.
– Хотите чаю? – пытаясь быть гостеприимной, спросила Влада. Она чувствовала, как краска заливает ее лицо и шею. Ей, природной блондинке это не шло. Скрыть волнение помогла возня с чашками, блюдцами, поиск печенья, сахарницы.
– Мы все выпьем чаю, – сказал Геннадий, привычным жестом отбрасывая волосы назад.
– Может, вы хотите есть? – Влада чувствовала, как немеют кончики пальцев на руках.
– Спасибо, мы поужинали в кафе, – глядя на Баринского, ответила Женя.
– Да, Владочка, не беспокойся. Мы не голодны.
– Нина Степановна тоже ждет чаю. – Многозначительно глядя на мужа, произнесла Баринская.
– Прекрасно. Мы с Женей отнесем ей чашку. Познакомимся уже сегодня, правда, Женя?
Женя молча кивнула. От нее не укрылось замешательство жены Геннадия Ивановича. С первого взгляда ясно, что здесь ее не ждали. Женя и не надеялась на другой прием. И на что рассчитывал Баринский? Ей бы и в голову такое не пришло: привести человека в дом после нескольких часов знакомства. Какой наивный и доверчивый этот кажущийся таким уверенным в себе мужчина. Расчувствовавшись после ее полного откровений рассказа, он сразу же заявил, что не оставит ее на произвол судьбы. Он решил, что их встреча не случайна, что он, спасший ее однажды,
Платова все еще окончательно не освободилась от мучительных мыслей о собственной никчемности и бесцельности своего существования. Она смотрела на Баринского, забавляясь его попыткой создать идеальную ситуацию. Он надеялся помочь ей, запутавшейся, отчаявшейся, и обрадовать жену, уставшую, раздраженную. Он верил, что его больная мать перестанет капризничать и изводить такое ангельское создание, как Женя. В обмен на услуги Платовой предоставляли жилье, заработок, показавшийся ей запредельным. К тому же в этой семье не было детей. Не то чтобы Женя годилась Баринским в дочери, но надежда на то, что Влада будет относиться к ней с материнской нежностью, у Геннадия была.
– Не знаю почему, но я не могу отпустить тебя вот так… Мир не так добр, как нам описывают его в детстве, – вспоминала Женя слова Баринского. – Остаться с ним один на один – эта задача для тебя пока чересчур трудна. Ты пойдешь со мной.
Для полноты картины Жене пришлось на словах похоронить бабушку – единственного человека, который беззаветно любил ее и наверняка страдал и мучился от неизвестности. Гибель родителей, смерть бабушки, неприятие сверстниками, нежелание жить – все это показалась Геннадию Ивановичу слишком трагичным, чтобы быть правдой. Но в глазах девчонки блестели слезы, ее нервные пальцы то и дело сжимались в кулачки, а голос то и дело срывался от волнения. Ей нельзя было не верить. Баринского окатила волна жалости, желания стать для этой запутавшейся девчонки добрым волшебником.
– Ты пойдешь со мной! – еще раз твердо произнес Геннадий Иванович, поднимаясь с лавки. Он только теперь почувствовал, как онемела нога от неудобной позы. Но все это были такие мелочи в сравнении с той трагедией, о которой он узнал, которую сумел предотвратить.
– Не пойду. Что вы придумали? – Женя вскочила, прижимая к груди свою сумку.
– Ты меня не так поняла, – улыбнулся Баринский. Он сориентировался на ходу. – Я помогу тебе, а ты поможешь мне. На таких условиях согласна?
– Что вы имеете в виду?
– У тебя будет крыша над головой, еда, приличная зарплата, а ты будешь выполнять работу сиделки. У меня парализованная мать. Нам с женой не удается совмещать работу и уход за ней. Ты не согласишься помочь нам?
Стать сиделкой для прикованной к постели старушки не входило в ее планы. С другой стороны, она ничего не теряла. Оставшись в живых, она могла рассчитывать только на бесславное возвращение домой. Что ее там ждет: вопросы Аглаи, упреки бабушки, насмешки Селезнева и вонючий коровник, в котором она пропитается запахами навоза и гнилого сена.
Женя недолго раздумывала. Баринский деликатно молчал, скрестив руки на груди. Он смотрел на потемневшую поверхность реки, на небольшой прогулочный катер с шумной молодежной компанией, веселившейся от души. Геннадий грустно улыбнулся. Ему было уже тридцать шесть. Возраст, от которого он ждал чудес, небывалых свершений, прорывов. Но пока ничего такого на горизонте видно не было. Разве что он спас заблудшую овцу. Если не врет, что не беременна, значит, есть вариант, что она в благодарность поможет ему.