Искусственный офсайд. Босс всегда прав
Шрифт:
Португальское фаду
Когда я начинал в «Локомотиве», многие уже мечтали о загранице. Меня же, честно говоря, мысли об отъезде не посещали, да и приглашений из – за рубежа в начале карьеры не было. Никуда не собирался уезжать из «Локомотива».
Когда поступило предложение перейти в «Бенфику», подумал, что это только разговоры, сначала все выглядело несерьезно. «Бенфика», конечно, великий клуб, один из самых популярных в Европе, но, даже сознавая, что в ее рядах я заработаю кучу денег, в душе противился своей продаже в Португалию, молил Бога, чтобы остаться в Москве. Но с каждым месяцем разговоры на эту тему не только не ослабевали, а нарастали: «Тебе надо попробовать, к тому же деньги там хорошие платят». И я начал задумываться. Сознавал, что и «Локомотив» получит с моего трансфера
– Овчинников для «Локомотива» – фигура особая. Его талант и профессионализм ощущались еще тогда, когда парню было 19 лет. Этот сезон у него, быть может, и не самый лучший. Но уже имея контракт с «Бенфикой», Овчинников ни разу себя не поберег, не боялся бросаться форвардам в ноги. На равноценную замену Овчинникова даже не надеемся – таких вратарей в России больше нет.
Из «Локомотива» я вправе был уйти свободным агентом, но пошел навстречу клубу, заключил новый договор. И «Бенфика» была вынуждена за меня платить. Продали меня, кажется, за миллион двести тысяч долларов. Перед отъездом в Лиссабон моя зарплата в «Локомотиве» была, кажется, около двух с половиной тысяч долларов. В «Бенфике» мог подписать контракт гораздо выгоднее, чем в итоге получилось. Кстати, и до, и после Португалии были у меня и другие варианты – испанские «Сельта», «Расинг», «Бетис», греческий «Олимпиакос», голландский ПСВ, шотландский «Рейнджерс», лондонский «Арсенал». Всех и не упомнишь.
А с «Бенфикой» все как – то само сладилось. Тренер нашей сборной и большой друг Семина Борис Игнатьев был давно знаком с известным португальским футбольным агентом Паулу Барбозой. Вероятно, они втроем и решили: мол, парню пошел 28–й год, пора ехать за рубеж. Но предложение от хорошего клуба мне льстило гораздо больше, чем сам факт отъезда. И видимо Игнатьев неспроста выпустил меня на замену в матче сборной с Люксембургом, 10 ноября, в мой день рождения. После игры с Игнатьевым, Семиным и Барбозой посидели, поговорили. Португалец сообщил, что он предложил мою кандидатуру руководству «Бенфики», которой мы проиграли в октябре 1995 года на Кубок кубков. Обе игры, несмотря на поражения, мне удались, и у тренеров лиссабонской команды сложилось какое – то представление обо мне. В тот момент они хотели приобрести опытного второго вратаря к бельгийцу Мишелю Прюдомму, которому уже исполнилось 38 лет. После Нового года Барбоза мне позвонил с известием, что клубы между собой договорились: в мае надо подписать предварительный контракт и в июле ехать в Лиссабон. Контракт оказался намного выгоднее моего локомотивского. Хотя о материальной стороне я тогда как – то и не думал. Страшно переживал: приходится бросать «Локомотив», и еще неизвестно, получится у меня в «Бенфике» или нет.
Фаду, в переводе с португальского – судьба, особый стиль традиционной национальной музыки. Характеристика этого стиля выражается словом «саудади», в значении которого сочетаются понятия одиночества, ностальгии, грусти и любовного томления. Если отбросить последнее, то все остальное применимо к моему португальскому житью – бытью. Целых пять лет я выступал в Португалии, хотя, как уже отмечал, человек домашний, и ностальгия по родине в те годы меня не покидала. Я очень люблю свою страну, и при любой возможности хотя бы на день или два прилетал в Россию. Соответственно, и мыслей задержаться в Европе на всю жизнь у меня никогда не было. Четко определил для себя, что в любом случае вернусь домой.
Хотя в Португалии я чувствовал себя удивительно спокойно. Очень нравились веселые, какие – то радужные люди, окружавшие меня. Это вам не консервативные англичане или чопорные немцы.
И сама страна очень живописная. Однажды любование морскими пейзажами даже сыграло со мной злую шутку. Отправился на пляж на низком спортивном BMW и заехал на песок – красиво все – таки, море перед глазами. Погулял пару часов по пляжу, настала пора возвращаться. Сажусь за руль, а выехать не могу: песок к вечеру намок,
Особенно трудно приходилось первое время. Когда пришел телефонный счет за первый месяц, я обалдел – наговорил на шесть тысяч долларов! Родителям, друзьям звонил каждый день, не успевал мобильный телефон заряжать. Но постепенно привыкал, становилось легче. В гостиницах на выездах предпочитал селиться с Сергеем Кандауровым – соотечественник все – таки.
Когда я приехал в Португалию, мне сразу сказали: «Если через две недели не заговоришь по – португальски, играть не будешь». Застал в «Бенфике» еще местного тренера, но вскоре его сменил Грэм Сунесс, и в команде начали общаться по – английски. А у меня за плечами была только школьная программа английского языка. Со временем подтянул ее, понимал, о чем речь, хотя сам изъяснялся не особо. И с португальским было плохо, из – за командного разговорного английского потерял два года из пяти, проведенных в стране: толком не выучил ни тот, ни другой.
После перехода в «Алверку», в которой уже играл Вася Кульков, мы даже между собой для языковой практики стали разговаривать по – португальски. «Алверка» – другой уровень по сравнению с «Бенфикой», молодая команда, примерно, если сравнивать с Россией, «Химки» на фоне «Локомотива». Но команда – дебютант высшей лиги, которая одно время считалась как бы дочерним клубом «Бенфики», оказалась очень дружной. Мы с Кульковым были там самыми возрастными. За счет сплоченности, высокой самоотдачи на поле мы обыгрывали и традиционных лидеров «Спортинг», «Бенфику», «Порту». По окончании сезона меня признали вторым среди лучших вратарей португальского чемпионата, хотя «Алверка» заняла в нем только 11–е место.
Обычно мы с Васей находились в компании 10–12 человек, разговаривать на русском нам было просто неприлично. И когда я переходил в «Порту», проблем языкового плана уже не имел, мог поддержать в разговоре любую тему. Конечно, говорил, по – португальски, наверное, как грузин по – русски: «Я пришла, ушла.» Но меня все понимали, а это самое главное. Кстати, оказавшись в «Порту», застал оригинальный обряд: новичка перед первой тренировкой окатывали в раздевалке водой из огромного чана – такое вот посвящение в члены команды. В «Локо» у нас никакого посвящения не было. Чтобы человек почувствовал себя своим в команде, мы приглашали его в ресторан, играли с ним в карты. В общем, старались уделять новобранцу побольше внимания. Хотя карты я не выношу, шахматы, по – моему, интереснее. Казино, тотализатор – тоже не для меня. В детстве с отцом покупали билеты «Спортпрогноза» – ни рубля не выиграли. И вообще не азартный я человек.
Возвращаясь к «своей» Португалии, замечу, что иностранные тренеры, по крайней мере, те, с которыми мне приходилось работать, отличаются от наших прежде всего более короткой дистанцией в общении с игроками. А в повседневной жизни ее и вовсе не ощущается. Для 90 процентов футболистов это прекрасно. Одно дело тренировочный процесс или игра – там дистанция необходима. Что же касается бытовых вопросов, ее практически нет. За границей тренер – тоже твой начальник, но только когда ты на работе. Даже сборы – это еще не работа. И в команде при этом как – то все гладко, нормальная атмосфера. За те два года, что я провел в «Бенфике», сменилось четыре одинаковых в этом плане тренера, да и в «Алверке» потом похожий был. А вот первым моим тренером в «Порту» стал португалец Фернанду Сантуш, которого все считали чрезвычайно жестким. В свое время он был звездой «Бенфики» и сборной Португалии, но тренером оказался действительно ну уж очень суровым, да еще и не коммуникабельным. Но без второй программы, прямой, честный, порядочный, словом, настоящий мужик, и это в нем подкупало. В целом же европейские тренеры отличаются от наших большей коммуникабельностью. Футболисты у них свободные люди, вольные делать любые вещи, лишь бы это не отражалось на игре. А у нас еще во многом продолжают жить стереотипы советской эпохи, и то, что происходит у игрока в семье, что у него на душе, обычно никого не волнует.