Искусство и жизнь
Шрифт:
Не что иное, а именно грабеж и расточительство со стороны меньшинства удерживает большинство в состоянии бедности. Если бы действительно для сохранения общества было необходимо, чтобы это большинство находилось в подчиненном положении, то немногое оставалось бы добавить по этому поводу, разве только что отчаяние угнетенного большинства, вероятно, когда-нибудь уничтожит это общество. Однако, наоборот, даже такими несовершенными экспериментами, как организация, например, так называемой «кооперации», уже было доказано, что существование привилегированного класса ни в коем случае не обязательно для создания благосостояния, но, скорее, необходимо для «управления» производителями богатства, — другими словами, для поддержания привилегий меньшинства.
Первым шагом должна быть ликвидация класса людей, обладающих прерогативой уклоняться от своих человеческих обязанностей, принуждая в то же время других выполнять работу, которую сами они отказываются делать. Все должны работать соответственно своим способностям и производить, таким образом, то, что потребляют, — иными словами,
Таким образом будет наконец основано подлинное общество. Оно будет покоиться на всеобщем равенстве. Никого не будут подвергать мучениям ради блага другого, более того, ни одного человека не будут мучить и ради общества. Но ведь обществом и не может быть назван строй, существующий не ради блага каждого из своих членов.
Но поскольку люди пусть и скверно, но живут даже и в наше время; когда так много людей вообще ничего не производят и когда столько труда тратится впустую, то ясно, что, если бы все участвовали в производстве и никакая работа не совершалась бы напрасно, не только каждый мог бы работать с известной надеждой на получение соответствующей доли благосостояния, но мог бы также помнить о полагающейся ему доле отдыха. Здесь обретается, таким образом, два вида надежды из тех трех ранее упомянутых как неотъемлемые качества достойной работы, гарантированной рабочему. Когда классовому грабежу будет положен конец, каждый человек будет пожинать плоды своего труда и располагать необходимым отдыхом — то есть досугом. Некоторые специалисты могут сказать, что нам нет нужды заходить далее этого: достаточно, чтобы рабочий получал сполна за свою работу и чтобы отдых его был продолжительным. Но даже если принуждение человека человеком и деспотизм будут ликвидированы, я все же требую компенсации за принуждение, рождаемое потребностями природы. Пока работа вызывает отвращение, она все еще будет бременем, которое нужно нести ежедневно, и даже если бы рабочий день был уменьшен, все равно это бремя омрачало бы нашу жизнь. А мы хотим увеличить наше благосостояние, не умаляя нашего наслаждения. Природа не будет окончательно покорена до тех пор, пока наша работа не станет частью нашего наслаждения жизнью.
Первый шаг к освобождению народа от принудительного и бесполезного труда приводит нас по крайней мере на путь к этой счастливой цели, ибо тогда у нас будет и время и возможность для достижения ее. При нынешнем положении вещей, когда, с одной стороны, рабочая сила растрачивается в праздности, а с другой — в непроизводительном труде, становится очевидно, что мир цивилизации поддерживается небольшой частью его населения. Если бы все работали плодотворно для поддержания цивилизации, то доля труда, которая бы ложилась на каждого, была бы совсем небольшой, при условии, что благосостояние находилось бы на том уровне, который состоятельные и образованные слои общества считают в настоящее время желательным. Рабочая сила будет у нас расходоваться экономно, и, говоря кратко, мы будем настолько богаты, насколько пожелаем. Жить будет легко. Если бы мы проснулись в одно прекрасное утро и обнаружили, что при нынешней системе «легко жить», то это открытие тотчас же вынудило бы нас приступить к работе и вскоре сделало бы нашу жизнь очень трудной, а мы назвали бы это «развитием наших возможностей» или какими-нибудь другими красивыми словами. Увеличение труда стало для нас необходимостью, и, пока такое положение длится, никакая изобретательность в области развития техники не принесет нам ни малейшей реальной пользы. Каждая новая машина в той или иной мере рождает нищету среди рабочих, занятых в той отрасли промышленности, которую она может нарушать. Многие из рабочих будут превращены из квалифицированных в неквалифицированных, мало-помалу производство войдет в нужную колею, и внешне весь труд будет снова протекать гладко. И если бы все это не подготавливало революцию, то положение вещей для большинства людей оставалось бы точно таким же, каким оно было до нового изумительного изобретения.
Но когда революция сделает так, что действительно станет «легко жить», когда все будут трудиться сообща и слаженно, когда не останется никого, кто бы похищал у рабочего его время, то есть его жизнь, — в те грядущие дни нас уже не будут принуждать по-прежнему производить то, чего мы не желаем, не будут принуждать трудиться даром. Мы сможем тогда спокойно и вдумчиво рассудить, как нам распорядиться богатством нашей рабочей силы. И что до меня, то я думаю, что прежде всего мы должны употребить это богатство и эту свободу так, чтобы сделать радостным весь наш труд, даже самый обычный и самый необходимый. Глубоко обдумывая этот вопрос, я вижу, что единственный способ сделать жизнь счастливой наперекор всем случайностям и тревогам, — это с радостью воспринимать все ее мелочи. И чтобы вы не подумали, будто такое утверждение общепринято и о нем не стоит здесь напоминать, позвольте заметить, что современная цивилизация целиком ему противоречит. Какими жалкими и даже ужасными мелочами наполняет она повседневность бедняков, какое пустое и бессодержательное существование навязывает она богачам, и как редко выпадает немногим из нас счастливая возможность ощутить себя частью природы, с радостью, внимательно и неторопливо наблюдать, как течет наша жизнь среди всех незначительных событий, связывающих ее с другими жизнями, и участвовать
И вот таким праздником могла бы быть вся наша жизнь, если бы мы решились сделать весь наш труд разумным и радостным. Но здесь мы действительно должны быть решительными, потому что никакие полумеры нам не помогут. Мы уже говорили, что теперешний безрадостный труд и наша жизнь, полная, как у затравленного зверя, страха и тревог; навязывается нам нынешней системой производства во имя прибыли привилегированных классов. Необходимо пояснить, что это значит. В условиях существующей системы заработной платы и капитала «фабрикант» (совершенно нелепо называемый так, ибо это слово должно бы означать человека, который все делает своими руками) является хозяином над бесправными людьми, поскольку он обладает монополией на средства, с помощью которых в целях производства может быть использована присущая каждому человеку рабочая сила. Он, и только он один, в состоянии использовать эту рабочую силу, являющуюся единственным товаром, с помощью которого может принести плоды его «капитал», то есть накопленный продукт прошлого труда. Поэтому он покупает рабочую силу тех, кто лишен капитала и может жить, только продавая ему свою рабочую силу. Цель фабриканта в этой сделке — увеличить свой капитал, заставить его принести приплод. Конечно, если бы фабрикант оплатил тем, кого принуждает идти на эту сделку, полную стоимость их труда, — другими словами, заплатил бы сполна за все, произведенное ими, он не преуспел бы в своих намерениях. Но поскольку он монопольно владеет средствами производительного труда, он может заставить их пойти на сделку, более выгодную для себя и менее выгодную для них, чем при условии полной оплаты их труда. Сделка эта такова, что, после того как они заработают себе средства существования, определяемые необходимостью обеспечить их покорность его власти, весь остаток (а на самом деле — это намного большая часть) того, что они произвели, должен принадлежать ему, должен стать его собственностью, которой он может распоряжаться по своему усмотрению себе на пользу или во вред, как ему заблагорассудится; эта собственность, как мы все знаем, ревностно охраняется армией и флотам, полицией и тюрьмами— той гигантской физической мощью, которую суеверие, привычка, страх перед голодной смертью — словом, невежество громадной массы неимущего населения — позволяют имущим классам применять для подавления... собственных рабов.
Теперь наступили другие времена, и на передний план, как плоды той же системы, выходят иные пороки. Я хочу теперь указать на невозможность при этой системе заниматься трудом, привлекательным для работающего человека. Я хочу повторить, что эта грабительская (нет другого более подходящего слова) система растрачивает впустую всю доступную цивилизованному миру рабочую силу, побуждая многих людей ничего не делать, а многих, гораздо большее число, не делать ничего полезного, на тех же, кто занят действительно полезной работой, взваливать непосильное бремя. Ибо поймите раз навсегда, что «фабрикант» прежде всего ставит перед собой цель производить посредством труда, похищенного у других, не товары, а прибыль, то есть «богатство», которое производится помимо и сверх средств существования для его рабочих, помимо расходов на амортизацию машинного оборудования. Его нисколько не волнует, реально или фальшиво это «богатство». Если оно продается и доставляет «прибыль», тогда все в порядке. Из-за богатых людей, имеющих больше денег, чем они могут разумно потратить, и потому готовых платить за фальшивое богатство, в их среде возникает расточительность, а из-за бедных людей, которые не могут себе позволить покупать стоящие товары, возникает также расточительство и здесь. Таким образом, спрос, который «удовлетворяет» данный капиталист, — это ложный спрос. Рынок, на котором он продает товары, оснащен печальным неравенством, созданным грабительской системой капитала и заработной платы.
И если мы хотим обеспечить всех радостной, привлекательной и полезной работой, то должны решительно избавиться от этой системы. Первый шаг к тому, чтобы сделать труд радостным, состоит в том, чтобы передать средства, которые сделают труд плодотворным, то есть капитал, включая землю, машинное оборудование, фабрики и т. п., и руки общества для использования их на благо всех людей без различия, так чтобы все мы могли заниматься «удовлетворением» действительных «потребностей» всех и каждого, то есть чтобы все могли работать ради средств к жизни, а не ради удовлетворения запросов рынка, не ради прибыли, то есть силы, принуждающей людей трудиться вопреки их воле.
Когда этот первый шаг будет сделан и люди начнут понимать, что природа научила их трудиться, чтобы не умирать с голоду, когда они перестанут быть такими глупцами, чтобы позволять кому-либо обкрадывать себя, когда наступит этот счастливый день, — мы не будем больше обязаны платить дань расточительству и в результате в нашем распоряжении окажется гораздо больше полезной рабочей силы, которая позволит нам жить в границах благоразумия, так, как нам хочется. Нас уже не будет подстегивать и гнать страх голодной смерти, который сейчас на большинство людей в цивилизованном обществе давит не меньше, чем на обыкновенных дикарей.
В обществе, где растрате труда уже не будет места, первоочередные и самые очевидные потребности станут столь легко удовлетворяться, что у нас будет время осмотреться и подумать, в чем мы действительно нуждаемся и что можно получить без чрезмерных затрат нашей энергии. Ибо страх перед бездействием, нередко охватывающий нас, как только ослабевает натиск нынешней иерархической системы принуждения, рожден исключительно бременем чрезмерного и противного труда, которое большинство из нас вынуждено теперь нести.