Искусство обольщения

О'Нил Кэтрин

У двери Ричард остановился и, прежде чем повернуть ключ в замке, сказал:

– Я должен предупредить вас, что Хэнк – человек с характером. Но он тот, кому я безоговорочно доверяю.

В номере их ждал мужчина лет шестидесяти, довольно грузный, но при этом не лишенный грубоватой привлекательности. На нем был серый костюм с кантом вдоль линии плеч – такой костюм впору носить какому-нибудь техасскому скотному барону, да и шейный платок на нем был цвета спелого персика. Этот колоритный типаж в молодости был явно очень интересным мужчиной, и его ярко-голубые глаза на загорелом лице сохранили молодой задор, а седина на висках его

только украшала. В этом человеке чувствовалась властность, и, несмотря на громадные размеры помещения, он в нем не терялся, а скорее наоборот – доминировал.

Мужчина стоял у бара и потягивал виски из хрустального стакана с толстым дном. Увидев их, он осушил стакан, поставил его на место и, оценивающе взглянув на Мэйсон, улыбнулся ей одобрительно. В глазах его мелькнул огонек. Мэйсон пришло в голову, что она еще никогда не бывала наедине с двумя такими интересными мужчинами, хотя и очень разными.

– Вы, должно быть, Эми, – сказал Хэнк и, взяв руку Мэйсон в свою, довольно энергично пожал. – Хорошенькие девушки растут у нас в Бостоне, верно? Меня зовут Томпсон. Генри Томпсон, если официально, но вы можете звать меня Хэнк. Все так меня зовут. Я против формальностей. Много лет я мотаюсь между Нью-Йорком и Чикаго, и в каждом из этих городов имею по дому, но вырос-то я в Техасе, а мы, техасцы, предпочитаем в жизни простоту. Что вам налить, Эми, девочка моя?

Мэйсон была так обескуражена, что не сразу нашлась с ответом.

– Я не откажусь от стакана воды.

– Воды? Вода для лошадей, дорогуша. Почему бы не плеснуть в воду немного виски? Для завода.

Мэйсон не знала, как ей следует реагировать.

– Мне кажется, еще рановато меня заводить. Но все равно спасибо.

У Хэнка оказался лающий смех.

– Симпатичная, да и на язык не промах. В тех местах, откуда я родом, такая комбинация считается опасной. Но я ничего не имею против острого язычка. И Бустер тоже. Верно, парнишка?

Ричард скривился.

– Здесь меня так никто не зовет. Ты нормально себя чувствуешь, Хэнк? Многовато тебе не будет? Путешествие не слишком тебя утомило?

– Ты же знаешь, сынок, я живчик. И я только разминаюсь. – Он плеснул себе еще немного виски в стакан и предложил: – Не лучше ли нам всем сесть?

Мэйсон взглянула на Ричарда и переспросила:

– Бустер?

Под скулой его заиграл желвак.

– Это Хэнк когда-то дал мне прозвище. Присаживайся.

Мэйсон села, дивясь тому, как фамильярно ведет себя Томпсон с Ричардом. Явно этих двоих связывало что-то большее.

Хэнк уселся на длинную кушетку и положил ногу на ногу. Глотнув виски, он заговорил, продолжая вертеть в руке стакан:

– Бустер – ладно, ладно, сынок. Ричард, вероятно, хотел бы, чтобы я вел себя чуть поизысканнее. Но я американец и вы американка, и я не люблю долго ходить вокруг да около.

Его невозможно синие глаза буквально впивались в Мэйсон, буравили ее.

– Это обнадеживает, – сказала Мэйсон просто для того, чтобы что-то сказать.

– У меня к вам, малышка, есть предложение. И я надеюсь, вы выслушаете меня до конца.

Мэйсон заерзала на стуле. Она сомневалась, что этот мужчина может сказать ей что-то, что она хотела бы услышать.

– Понятно.

Хэнк наблюдал за тем, как качается виски в стакане.

– Я думаю, что смело могу заявить, что мы все трое здесь присутствующих верим в то, что у импрессионистов, таких как Моне, Мане,

Дега и других ребят, есть будущее. В смысле не у них, а у их картин. Не найти более надежного вложения капитала, чём в эти работы. Рано или поздно музеи и толстосумы будут их друг у друга из глотки рвать. Но, к сожалению, некоторые ребята не верят в них так, как верим мы. Здешним торговцам картинами до сих пор не удалось сбыть с рук Сислея или Писсарро. А теперь скажите вы, что вы обо всем этом думаете?

Мэйсон поняла, что вопрос адресован ей.

– Я лучше вас послушаю.

– Ладно, я скажу. Потому что, какими бы одаренными ни были эти художники, они все еще, слава Богу, живы и еще как брыкаются, и ни у одного из них нет такой биографии, какую стоило бы пересказывать друг другу, после того, как его и вправду не станет. Дело в том, что у нынешних людей не хватает воображения. Его надо подстегивать. Нужен толчок, чтобы помочь продажам. Что-то такое, что делало бы искусство большим, чем искусство, что могло бы заставить взглянуть на него с другой, более интересной и возбуждающей стороны. Нужна история. Нужна личность. Нужен герой. Или, как в нашем случае, героиня.

– И такой героиней могла бы стать Мэйсон.

– Точно. – Хэнк ткнул в нее пальцем. – Ваша сестра. Чья жизнь – настоящая драма и чьи картины так не похожи на другие и в то же время такие приятные для глаза, что публика перед ними не устоит, как не устояла перед Марком Твеном или Лилли Лэнгтри. Ваша сестра всех импрессионистов вынесла бы на своих плечах. Я, честно говоря, не разбираюсь в картинах так, как мой мальчик Бустер, но я кое-что смыслю в торговле, а продаю я идеи. И что у нас, ребята, с вами есть – это идея, которая созрела.

Мэйсон никак не могла составить мнения об этом мужчине. Он производил впечатление грубоватого и простодушного фермера, но простота была напускной – под фальшивым фасадом скрывался проницательный, умный и опасный хищник. Ясно, что он занимал в жизни Ричарда какое-то очень важное место. Бустер? Мэйсон не могла вообразить менее подходящего прозвища для Ричарда Гаррета. И эта тайна ее заинтриговала.

– Вы говорили что-то о предложении?

– Отлично. Вот это мне нравится! Прямо в точку. Теперь я вижу, что говорю с американкой. Ладно, вот суть предложения: я так уверен в будущем импрессионизма, что хочу вложить средства в музей. Имейте в виду, что французы об этом даже не помышляют, потому что со всеми своими охами и ахами они продолжают смотреть на картины импрессионистов как на детскую мазню. Этот музей был бы первым в мире музеем такого рода, и мы собираемся его построить как раз посреди Новой Англии. Скажем, в Бостоне. Вы ведь оттуда родом, верно?

После краткого колебания Мэйсон сказала «да».

– Тогда этот музей будет в вашем родном городе. И это нас вполне устраивает, потому, что в том музее будут и работы Мэйсон. На почетном месте. Мы считаем, что на нее и будут идти посетители. Во-вторых, нам выпала редкая возможность собрать все работы одного художника в одном месте. Если у нас все на самом деле получится, мы станем обладателями уникальной коллекции. Вся Мэйсон Колдуэлл под одной крышей. Ни один музей не может похвастать такой полнотой собрания. Где можно найти всего Леонардо да Винчи, всего Караваджо, Рембрандта? Их творения рассеяны по всему миру. В-третьих, мы считаем, что ее картины принадлежат ее родной стране. Старым добрым Соединенным Штатам.