Искусство обольщения

О'Нил Кэтрин

– Я все прекрасно понимаю. Вы хотели получить за картины вашей сестры самую высокую цену, вот и придумали покупателя, чтобы можно было поторговаться, верно? Это очень умный ход. Умный, но совершенно излишний, уверяю вас. Я всегда плачу хорошие деньги за то, чем хочу обладать, и сегодня пришла к вам с лучшим предложением из всех тех, что вы можете получить.

– Вы не присядете? – сказала Мэйсон. – Мы могли бы заказать сюда чаю или чего-нибудь еще.

Эмма села. Спину она держала на удивление прямо.

– Не стоит затруднять себя. Я полагаю, вам

не терпится выслушать мое предложение. Как вы, возможно, знаете, мой муж герцог Уимсли один из самых богатых коллекционеров в Англии. Я прочла о картинах вашей сестры в «Таймс» и решила, что должна немедленно приехать в Париж, чтобы посмотреть на них своими глазами. Под руководством мужа я выработала чутье на подобные вещи, и я должна признаться, что, увидев сегодня утром картины Мэйсон Колдуэлл, убедилась – чутье меня не подвело. Работы просто великолепны, и мы обязательно должны иметь их в коллекции Уимсли.

– Должны? – переспросила Мэйсон. Эмма сделала вид, что ничего не услышала.

– Я готова перекупить любое предложение. – Она посмотрела на Лизетту и поправила себя: – Любое легитимное предложение – и заплатить на двадцать пять процентов больше.

– Вы очень щедры. Однако, будучи попечительницей наследия моей сестры, я должна принимать во внимание не только финансовую сторону.

– О, но я предлагаю нечто гораздо большее, чем просто деньги. Картины Мэйсон увидят много, много людей – весь тот бомонд, что бывает у нас в доме. О вашей коллекции много говорят в Европе. Спросите – вам любой скажет. Лучшие люди будут приходить к нам лишь для того, чтобы посмотреть работы Мэйсон. То, что мы с мужем в мире искусства люди влиятельные, широко известно и подтверждено документально, уверяю вас. Мы позаботимся о том, чтобы о вашей покойной сестре говорили как о величайшей художнице современности.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Но вы не спешите принять мое предложение, даже если оно лучшее из того, что вы можете получить?

– Я внимательно рассмотрю его, но я уверена, что вы понимаете, какая на мне лежит ответственность.

Эмма пристально посмотрела на Мэйсон.

– Возможно, ваши колебания имеют какое-то отношение к нашему общему другу мистеру Гаррету?

– Ричард очень помог мне.

– О, в этом я не сомневаюсь.

– Не знаю, что бы я без него делала. Он давал мне весьма ценные советы и был моим штурманом в опасных водах общения с журналистами, критиками, торговцами и… меценатами, – с нажимом на последнем слове сообщила Мэйсон.

В глазах герцогини промелькнуло презрение.

– Естественно, моя дорогая. У него есть скрытые мотивы.

– Какие именно?

– Как он посоветовал вам поступить с картинами?

– Он предложил несколько вариантов.

– Перестаньте, Эми. Он не захотел бы, чтобы картины оказались в руках спекулянтов или коллекционеров. Ему претит сама мысль о том, что произведения искусства не станут достоянием широких масс. Так что он, должно быть, предложил вам не продавать картины коллекционерам.

Эта дама начала действовать Мэйсон на нервы,

кроме того, она испытывала ревность к особе, которая, как оказалось, весьма неплохо знала Ричарда.

– На самом деле он имеет в виду иного покупателя.

– Да? И кто бы это мог быть?

– Не знаю, могу ли я говорить вам об этом. Скажу лишь, что этому человеку он безраздельно доверяет.

Эмма постучала пальцами одной руки по пальцам другой. Но буквально через мгновение опустила руки и замерла.

– Нет, не может быть… Хэнк? – Мэйсон вздрогнула, и Эмма поняла, что попала в точку. – Хэнк Томпсон?

Эмма запрокинула голову и рассмеялась. Этот залихватский жест настолько выбивался из ее манеры держаться, что Мэйсон и Лизетта в недоумении переглянулись.

– Зачем, черт побери, старому бандиту сдались картины импрессионистов?

Мэйсон вспыхнула:

– Если хотите знать, он мечтает создать музей, целиком посвященный импрессионизму.

– Хэнк? – Эмма снова рассмеялась. – Моя дорогая Эми, я понятия не имею, что они вам наобещали, но вы должны знать, что все то, что говорят эти двое, не следует принимать как истину в последней инстанции. Много лет они работают вместе и провернули немало головокружительных комбинаций. Во что бы сейчас они ни пытались вас втянуть, знайте, что от них вы не получите и десятой доли тех денег, что могу предложить вам я. Не говоря уже о репутации вашей сестры.

У Мэйсон заболела голова.

– Ваши слова ласкают ухо, но Ричард меня предупреждал относительно вас.

– Предупреждал? Относительно меня? – Эмма вдруг резко побледнела.

Мэйсон испытала столь глубокое удовлетворение, что решила пойти еще дальше:

– На самом деле он велел мне избегать вас любой ценой. Он даже сообщил, что вам нельзя доверять.

В глазах герцогини вспыхнуло что-то хищное.

– Он сказал это? Он сказал, что мне нельзя доверять? И это говорит тот, кто в жизни не сказал ни слова правды?

Мэйсон была шокирована.

– О чем вы говорите?

– Ложь – его профессия. Вся его жизнь – сплошное наслоение одного обмана на другой, и все затем, чтобы скрыть правду о том, что он детектив. Профессиональный сыщик.

– Сыщик?

– Ну конечно. А вы не знали? И все эти разъезды по миру под видом ценителя искусства, вся эта жизнь преуспевающего сердцееда – все это его легенда, прикрытие. В мире искусства у него есть определенная репутация, но и ее он использует для того, чтобы выслеживать воров, мошенников, фальсификаторов…

– Мошенников? – эхом откликнулась Лизетта. Мэйсон стало трудно дышать.

Эмма устало откинулась на спинку кресла. Вид у нее был такой, словно она запоздало осознала, что в своем праведном гневе зашла слишком далеко.

– О, я знаю, что ему нравится держать руку на пульсе событий. И я не хочу раскрывать тайны его прошлого. Но наш случай – особый. Вы должны знать правду, чтобы понимать, с чем и с кем вы в действительности имеете дело.

Мэйсон лишилась дара речи и лишь во все глаза смотрела на гостью.