Искусство порока
Шрифт:
Атина почувствовала предательский румянец. Она повернулась к Эстер и была удивлена, что та согнулась пополам, а по ее кулакам, которые она прижала к губам, текли слезы.
— Эстер? Что случилось?
Эстер фыркнула и бросилась вон из комнаты.
Атина не могла оставить учениц одних, без присмотра, поэтому крикнула вдогонку:
— Эстер!
Ей не хотелось слишком громким криком привлекать внимание учениц, но ей незачем было об этом волноваться. Их внимание было полностью приковано к Маршаллу. Они стояли вокруг него, и он поочередно показывал им, что
Атина нахмурилась. Что так расстроило Эстер? Потом она взглянула на Маршалла и вспомнила, как ее сердце ожило в его объятиях.
И подумала, что, возможно, то же самое произошло с Маршаллом.
Глава 11
Синее небо вдруг потемнело. В считанные секунды небеса разверзлись и хлынул ливень.
Жюстина совершала верховую прогулку в полях. Заметив, что погода меняется, она пустила свою лошадь галопом, но дождь все же ее настиг.
К тому времени, когда она добралась до конюшен, она уже шла пешком рядом с лошадью. Какой-то человек выбежал, чтобы встретить ее. Его коричневая куртка тут же промокла насквозь. Это был тот самый молодой грум, с которым она совсем недавно разговаривала.
— Мне очень жаль, — сказала она, заметив, что он внимательно осматривает лошадь, — но боюсь, что она хромает. Что-то случилось с правой передней ногой, еще когда мы были в поле.
Грум взял у нее поводья.
— Я займусь ею, мисс. А вам следует пойти в дом, вы совершенно промокли.
Она оставила его слова без внимания.
— С ней все будет в порядке?
Грум опустился на корточки и осмотрел ногу:
— Похоже на то, что ослабла подкова. Беспокоиться не о чем. Я позабочусь обо всем.
— А копыто не треснуло? — спросила она озабоченно.
— Надо завести ее в конюшню и там осмотреть.
Дождь барабанил по крыше конюшни. Молодой человек повел хромающую лошадь в конюшню и привязал ее, чтобы она стояла спокойно. Потом он зажег фонарь и, поставив его на табурет рядом с лошадью, поднял ее ногу, зажал между коленей и внимательно осмотрел.
— Гвозди подковы с одной стороны расшатались, мисс. Но копыто не пострадало. Как только я сниму подкову, ваша лошадка будет в полном порядке, — сказал грум, вытирая рукавом мокрое лицо.
— Вы меня успокоили. Спасибо, мистер…
Он приложил руку к насквозь промокшей фуражке.
— Кин, мисс. Эллиот Кин.
— Спасибо, мистер Кин.
Улыбка вдруг исчезла с его лица.
— Прошу прошения, что спрашиваю, мисс, но вы плакали?
Она ушам своим не поверила, с нее ручьями стекала дождевая вода. Как он мог заметить, что она плакала?
Она могла бы притвориться, будто не поняла, о чем он спрашивает. Или отчитать его за его непочтительность. Но было видно, что он искренне озабочен.
— Не о чем беспокоиться, мистер Кин.
— Это ведь не из-за подковы, не так ли, мисс? Обещаю, что ваша лошадка будет готова через несколько минут.
Она натянуто улыбнулась:
— Мне просто было с утра как-то грустно, и я решила поделиться своими чувствами с моей Молнией.
— Да, лошади замечательные
— Возможно, вы правы. Моя лучшая подруга живет в Кентербери. Надо будет пригласить ее к нам.
— Моя мама обычно говорила, что когда ты в беде, лучше сосед рядом, чем брат за морем.
— Что вы сказали, мистер Кин?
Он пожал плечами, но потом сказал:
— Я знаю свое место, мисс. И если я слишком фамильярен, вы так и скажите. Но я думаю, что леди не должна грустить. Каждая слезинка женщины — позор для всех мужчин, где бы они ни были.
Он смотрел на нее, и в его карих глазах она прочла беспокойство, которое было сильнее, чем страх потерять работу. Длинные ресницы и чисто выбритые щеки делали еще более молодым его и без того юное лицо. Она легко могла себе представить, что девушки от него без ума.
— Вы очень добры, мистер Кин, — сказала она с той же вымученной улыбкой, — но вы ничем не можете помочь.
Он кивнул:
— Ладно, мисс. Можете не говорить. Я спрошу у вашей Молнии, что вас беспокоит. Она не такая скрытная, как вы.
Она засмеялась. Это был ее первый искренний смех за очень долгое время.
— Но если вы почувствуете, что вам нужен друг, мисс, который не так далеко, вам нужно только послать за мной.
Жюстина протянула ему руку в перчатке:
— Спасибо, мистер Кин, что заботитесь о Молнии. О нас обеих на самом деле.
Но когда он взял ее руку, в голове у нее мелькнула шальная мысль. Она знала, что это будет единственный момент, когда они прикоснутся друг к другу, и мысленно прокляла перчатку, которая была между ее кожей и рукой. Был лишь один способ украсть такую ласку, прежде чем это мгновение пройдет, и навсегда.
Запрещено, подсказывало ей сознание, но от этого желание лишь усиливалось. Она задыхалась в рамках того поведения, которое предписывало общество. Но в этом обтягивающем ее фигуру мокром платье и с волосами, прилипшими к ее лицу, она не чувствовала себя леди. Сейчас, в этой конюшне, когда стена ливня скрывает ее от остального мира, у нее есть возможность сделать шаг навстречу пороку. Здесь она стала неким существом, с инстинктами и чувствами, как у этих лошадей, наблюдавших за ней из своих стойл.
Всего один поцелуй, молило ее тело. Высокородные джентльмены требовали слишком много, а простые мужчины не просили ни о чем. В памяти всплыли практические занятия по овладению искусством эротического поцелуя, которые проводил лорд Радерфорд. Но сейчас они были как-то не к месту, будто ее опыт с этим лордом был подделкой.
Дрожа всем телом, она подошла к Эллиоту совсем близко и, нерешительно подняв голову, мягко поцеловала его в губы.
И тут же опустила глаза. Она почувствовала себя глупо, хуже того — порочной. Он был слугой, а она воспользовалась своим положением хозяйки. Теперь он будет бояться, что потеряет работу. Что было совсем уж плохо, так это что ей скоро будет тридцать, а он был по крайней мере на пять лет моложе. Это было неприлично, скандально… запрещено.