Испанские поэты XX века

Гарсиа Лорка Федерико

«Прекрасно знать, что бокалы…»

Перевод В. Столбова

Прекрасно знать, что бокалы нужны для воды и вина. Плохо, что мы не знаем, для чего нам жажда нужна.

* * *

«Говоришь, что все остается…»

Перевод В. Столбова

Говоришь, что все остается. Но попробуй бокал разбить. И тебе никогда вовеки из него не придется пить.

* * *

«Говоришь, что все остается…»

Перевод В. Столбова

Говоришь,

что все остается, и, быть может, ты прав сейчас. Однако мы всё теряем, и всё потеряет нас.

* * *

«Все проходит, и все остается…»

Перевод О. Савича

Все проходит, и все остается, но наша судьба — пройти, пройти, пути пролагая, пролагая по морю пути.

* * *

«Мне снилось прошлой ночью: бог…»

Перевод О. Савича

Мне снилось прошлой ночью: бог кричит мне: «Бодрствуй и крепись!» А дальше снилось: бог-то спит, а я кричу ему: «Проснись!»

* * *

«Четыре вещи на свете…»

Перевод Б. Дубина

Четыре вещи на свете для моря годятся мало: якорь, штурвал и весла, и страх налететь на скалы.

* * *

«Свет души! Божественный свет!..»

Перевод В. Столбова

Свет души! Божественный свет!.. Факел, солнце, столп огневой! Мы на ощупь бредем во тьме, а фонарь несем за спиной.

* * *

«Уже есть в Испании кто-то…»

Перевод В. Андреева

Уже есть в Испании кто-то, кто хочет жить и жить начинает меж двух Испаний. Одна из них умирает, а у другой — душу сводит зевотой. Дитя испанское, да охраняет тебя господь в мирской суете. Одна из этих двух Испаний выстудит льдинкой сердце тебе.

Притча

Перевод В. Столбова

Коня картонного мальчик ночью во сне увидал. Утром проснулся мальчик, а конь уже ускакал. И снова коня лихого увидел во сне малыш. Схватил он его за гриву: «Теперь ты не убежишь!» С возгласом этим мальчик проснулся утром чуть свет. Глядит — кулаки его сжаты, а гривы в руках его нет. Крепко задумался мальчик и понял, как ни был он мал, конь ему только снился, и больше он снов не видал. С годами стал юношей мальчик — и девушку полюбил. «Ты вправду, или ты снишься?» — любимую он спросил. Состарившись, он подумал, все сны, чего ни затронь. Снился конек картонный, снится и подлинный конь. И смерть пришла к человеку. «Быть может, и это сон?» — сердце свое спросил он. Кто знает, проснулся ли он?

Символ веры

Перевод Б. Дубина

Не море Бог, он — в море: змейкой лунной отсвечивает он и проступает ветрилом над лагуной; он в море бодрствует и засыпает. Создавший море, из морского лона родится он, Творец

единосущий, своим созданьем сызнова рожденный, живящий душу и душой живущий. Тобою сотворен, тебя творю я в себе, Создатель, — жизнь тебе даруя, что ты мне дал. Так пусть же, не скудея, поит мне сердце чистая криница прощения. Да выжгут суховеи тот ключ, где вера без любви мутится!

* * *

«Бог, какого себе рисуем…»

Перевод Б. Дубина

Бог, какого себе рисуем, Бог, какого до гроба тащим, Бог, какого всегда взыскуем и какого ввек не обрящем. Три бога или в трех лицах единый Бог настоящий.

* * *

«Слышишь ли, мыслитель: гулко…» ^{70}

Перевод Ю. Петрова

Слышишь ли, мыслитель: гулко вдаль летит пчелы жужжанье, сок впивающей, как губка. Тенью мир накрыв до края, ты себя считаешь зрячим, а летишь, лишь сумрак тени с компасом своим сверяя. И пока пчела пасется, обращая соки солнца в меда волшебство густое, истины я извергаю, имя их — я это знаю — суета, ничто пустое. Так, от моря к наставленью, от него потом к сужденью, от суждения к идее — сколько счастья в этом деле! Снова к морю возвращенье, и опять круговращенье…

Мой шут

Перевод Ю. Петрова

Демон снов моих хохочет, красные смеются губы, острые смеются зубы, и глаза — подобье ночи. И, бросаясь в танец бурный, шутовской, карикатурный, пляшет, пляшет он, нескладный, и громадный горб дрожит. Он низок ростом, с бородою, с брюхом толстым. Почему смеется гаер над бедой моей — не знаю, но он жив лишь этой пляской, беспричинной, залихватской…

ПОСЛАНИЯ

Дону Франсиско Хинер де лос Риосу ^{71}

Перевод М. Квятковской

Когда отошел учитель, мне сказало сиянье рассвета: — Третий день от трудов отдыхает Франсиско, мой брат прилежный! — …Умер? Мы только знаем, что ушел он дорогой светлой, завещая нам: — Помяните меня трудом и надеждой! Прежде всего — будьте добрыми, как я был: душою без зла. Живите: жизнь продолжается. Мертвые умирают, тень была и прошла. Оставшийся примет бремя, ибо живому — живое. Так пусть звенят наковальни и смолкнут колокола! И к другому, чистейшему свету ушел он, рассвета брат и солнца рабочих будней — жизнью праведной светел и свят. Ах, друзья мои, унесите его тело в родные горы, где раскинула Гвадаррама ^{72} голубые свои отроги! Там, среди глубоких ущелий, ветер в соснах поет высоких, там, в тени векового дуба, его сердце вкусит покоя на земле, поросшей тимьяном, где играют бабочки ранние — где когда-то мечтал Учитель о грядущем счастье Испании.