Испанские поэты XX века

Гарсиа Лорка Федерико

СОНЕТЫ

I

Перевод М. Квятковской

Скрестилось в моем сердце сто дорог, прохожих в нем без счета побывало — бродяг, собравшихся на огонек, бездомных толп под сводами вокзала. Предав свой день на произвол ветрам, себя по тропам сердце разметало — и горы и равнины облетало, на ста судах пустилось по морям. Как в улей рой сбирается пчелиный, когда, ища скалистую гряду, орет воронья стая над долиной — так

ныне сердце к своему труду спешит, неся нектар полей несметных и тусклый траур сумерек бесцветных.

II

Перевод М. Квятковской

И ты увидишь чудеса дороги, и это чудо — с Компостелой ^{88} встреча: лиловые и рыжие отроги и тополя в долинах, словно свечи! Двуречье, щедрой осенью одето, смыкается кольцом на исполине, и замок, детище скалы и света, легко парит в неомраченной сини. И ты увидишь на равнине свору стремительных борзых, и следом — конный охотник, поднимающийся в гору: оживший призрак расы непреклонной… Ты воротишься под вечер, в ту пору, когда засветится окно балкона.

III

Перевод Ю. Петрова

Снова память о тебе я осквернил? Жизнь течет, реке подобная, к исходу, с кораблем она влечет в морскую воду клочья водорослей, тину, мутный ил. А уж если бури били в берег — след этих бурь за кораблем плывет и длится, — если туч тяжелых пепельные лица перечеркивает молний желтый свет. Пусть течет, куда не зная, жизнь — она все же чистого источника волна, влага каплющая или водопада грива вздыбленная — синяя ее над речным порогом вставшая громада.. Вечно в плеске имя слышится твое!

IV

Перевод П. Грушко

О свет Севильи — мой родной чертог, фонтан, чья песня в памяти не смолкла… Отец мой ^{89} в кабинете: эспаньолка, усы прямые, чистый лоб высок. Еще он молод. Пишет, а порою листает книги, думает… Встает, идет к ограде сада. Сам с собою о чем-то говорит, потом поет. Похоже, будто взгляд его сейчас, смятенный взгляд больших отцовских глаз, опоры не найдя, в пространстве бродит: в грядущее течет сквозь глубину былого и во времени находит моих волос сыновних седину!

V

Перевод П. Грушко

Страшись любви спокойной и нешумной, любви без риска, слепоты, ожога, в которой ждут надежного залога, — что есть разумнее любви безумной! Кто грудь от стрел слепых отвел умело и, жаждая, так никогда и не пил огня живого, — хочет, чтобы пепел жар уберег в глухих глубинах тела, и в пепел обратится: не сгорая в огне счастливом, а на пепелище судьбы — посев, не давший урожая. Однажды дверь в холодное жилище откроет черный ключ: кровать пустая, слепое зеркало и сердце нище!..

СТАРЫЕ

ПЕСНИ

Перевод М. Самаева

I

Выплывают из тумана контур сьерры белоглавой, молодая зелень луга, солнце на листве дубравы. Пропадая в синеве, жаворонки взмыли. Кто над полем эти перья вскинул, из шального праха сделал крылья? А над кручей гор золотой орел крылья распростер. А под ним вершина, где реки исток, озера лоскут, бор, овраги, лог, двадцать деревень, сто дорог. В синеве туманной ты куда, сеньор орел, полетел так рано?

II

В синем небе розовеет диск лунный. О луна в цветущем дроке близ Аликуна! Надо мной она чеканна, но дробится в ряби Малой Гвадианы ^{90} . Убеда с Баэсой ^{91} — две сестры, холм их делит, высясь между ними. Убеда — царица и цыганка, у Баэсы бедной только имя. Я иду дубравой вековой. Круглая смиренница — луна следует за мной.

III

Вслед за мной, не отставая, над оливами, сквозь тьму, гонится луна, чьи горы не увидеть никому. Хоть запыхалась, все время мчит по следу моему. Скакуна гоня, я думал: молодцы страны родной, бандолеро ^{92} , что-то, видно, приключится здесь со мной. Хоть луна мне страх внушает, по пятам за мной гонясь, одолев его, однажды стану я достоин вас.

IV

В туманных горах Кесады гигантский орел, золотистый и черный, над скальной громадой крылья из камня раскинул. Им отдыхать не надо. Минуя Пуэрто Лоренте, около тучи белесой, горный скакун несется, высеченный из утеса. На дне глухого ущелья всадник лежит убитый. В небо закинул он руки, а руки его из гранита. А там, куда ни взобраться, есть дева с улыбкой нежной и синей рекой в ладонях. Та дева вершины снежной.

Из книги

«АПОКРИФИЧЕСКИЙ ПЕСЕННИК АБЕЛЯ МАРТИНА»

«Глаза в зеркальной глубине…»

Перевод Н. Горской

Глаза в зеркальной глубине в мои глаза глядят незряче — в глаза, что видят их извне.

* * *

«Из-за глаз твоих я себя потерял…»

Перевод В. Андреева

Из-за глаз твоих я себя потерял, — о, спасибо тебе, Петенера, — ведь этого я и желал.

* * *