Испанские поэты XX века

Гарсиа Лорка Федерико

ПАЛИМПСЕСТЫ ^{130}

I

Город

Сомкнулся лес столетний над городком, но сам тот лес столетний растет на дне морском. Посвистывают стрелы и там и тут. И в зарослях кораллов охотники бредут. Над новыми домами гул сосен вековой с небесной синевою, стеклянной и кривой.

II

Коридор

Поутру из коридора выходили два сеньора. (Небо молодое. Светло-золотое.) …Два сеньора ходят мимо. Были оба пилигримы. (Небо как горнило. Синие чернила.) …Ходят,

ходят — и ни слова. Были оба птицеловы. (Небо стало старым. Сделалось янтарным.) …Два сеньора ходят мерно. Были оба… Все померкло.

III

Первая страница

Светись, вода! Синее, синь! Как ярок апельсин! Синее, синь! Вода, светись! Как много в небе птиц! Свет. Синева. Как зелена трава! Небо. Вода. Как еще рожь молода!

Из книги

«ПЕСНИ» (1921–1924) ^{131}

СХЕМАТИЧЕСКИЙ НОКТЮРН

Перевод А. Гелескула

Мята, змея, полуночь. Запах, шуршанье, тени. Ветер, земля, сиротство. (Лунные три ступени.)

КАРУСЕЛЬ

Перевод Инны Тыняновой

Праздничный день мчится на колесах веселья, вперед и назад вертится на карусели. Синяя пасха. Белый сочельник. Будние дни меняют кожу, как змеи, во праздники не поспевают, не умеют. Праздники ведь, признаться, очень стары, любят в шелка одеваться и в муары. Синяя пасха. Белый сочельник. Мы карусель привяжем меж звезд хрустальных: это тюльпан, скажем, из стран дальных. Пятнистые наши лошадки на пантер похожи. Как апельсины сладки — луна в желтой коже! Завидуешь, Марко Поло ^{132} ? На лошадках дети умчатся в земли, которых не знают на свете. Синяя пасха. Белый сочельник.

ВЕСЫ

Перевод А. Гелескула

День пролетает мимо. Ночь непоколебима. День умирает рано. Ночь — за его крылами. День посреди бурана. Ночь перед зеркалами.

* * *

«Август…»

Перевод А. Гелескула

Август. Персики и цукаты и в медовой росе покос Входит солнце в янтарь заката, словно косточка в абрикос. И смеется тайком початок смехом желтым, как летний зной. Снова август. И детям сладок смуглый хлеб со спелой луной.

НОКТЮРНЫ ИЗ ОКНА

Перевод А. Гелескула

I

Лунная вершина, ветер по долинам. (К ней тянусь я взглядом медленным и длинным.) Лунная дорожка, ветер над луною. (Мимолетный взгляд мой уронил на дно я.) Голоса двух женщин. И воздушной бездной от луны озерной я иду к небесной.

II

В окно постучала полночь, и стук ее был беззвучен. На смуглой руке блестели браслеты речных излучин. Рекою душа играла под синей ночною кровлей. А время на циферблатах уже истекало кровью.

III

Открою ли окна, вгляжусь в очертанья — и лезвие бриза скользнет по гортани. С его гильотины покатятся разом слепые надежды обрубком безглазым. И

миг остановится, горький, как цедра, над креповой кистью расцветшего ветра.

IV

Возле пруда, где вишня к самой воде клонится, мертвая прикорнула девушка-водяница. Бьется над нею рыбка, манит ее на плесы. «Девочка», — плачет ветер, но безответны слезы. Косы струятся в ряске, в шорохах приглушенных. Серый сосок от ветра вздрогнул, как лягушонок. Молим, мадонна моря, — воле вручи всевышней мертвую водяницу на берегу под вишней. В путь я кладу ей тыквы, пару пустых долбленок, чтоб на волнах качалась — ай, на волнах соленых!

ПЕЙЗАЖ

Перевод А. Гелескула

Сбился с дороги вечер и запахнулся в ветер. В окнах остатки света ловят ребячьи лица — смотрят, как желтая ветка сделалась сонной птицей. А день уже лег и стихнул, и что-то ему не спится. Вишневый румянец вспыхнул на черепице.

ПЕСНЯ ВСАДНИКА

Перевод А. Гелескула

Под луною черной запевают шпоры на дороге горной… (Вороной храпящий, где сойдет твой всадник, непробудно спящий?) …Словно плач заводят. Молодой разбойник уронил поводья. (Вороной мой ладный, о, как горько пахнет лепесток булатный!) Под луною черной заплывает кровью профиль гор точеный. (Вороной храпящий, где сойдет твой всадник, непробудно спящий?) На тропе отвесной ночь вонзила звезды в черный круп небесный. (Вороной мой ладный, о, как горько пахнет лепесток булатный!) Под луною черной смертный крик протяжный, рог костра крученый… (Вороной храпящий, где сойдет твой всадник, непробудно спящий?)

* * *

«Пошла моя милая к морю…»

Перевод Ю. Петрова

Пошла моя милая к морю отливы считать и приливы, да повстречала нечаянно славную реку Севильи. Меж колоколом и кувшинкой пяти кораблей качанье, вода обнимает весла, паруса на ветру беспечальны. Кто смотрит в глубины башни, узорчатой башни Севильи? Как пять золотых колечек, в ответ голоса отзвонили. Лихое небо вскочило в стремена берегов песчаных, на розовеющем воздухе пяти перстеньков качанье.

ЭТО ПРАВДА

Перевод В. Столбова

Трудно, ах, как это трудно — любить тебя и не плакать! Мне боль причиняет воздух, сердце и даже шляпа. Кому бы продать на базаре ленточку, и гребешок, и белую нить печали, чтобы соткать платок? Трудно, ах, как это трудно — любить тебя и не плакать!

* * *

«Деревце, деревцо…»

Перевод А. Гелескула

Деревце, деревцо к засухе зацвело. Девушка к роще масличной шла вечереющим полем, и обнимал ее ветер, ветреный друг колоколен. На андалузских лошадках ехало четверо конных, пыль оседала на куртках, на голубых и зеленых. «Едем, красавица, в Кордову!» Девушка им ни слова. Три молодых матадора с горного шли перевала, шелк отливал апельсином, сталь серебром отливала. «Едем, красотка, в Севилью!» Девушка им ни слова. Когда опустился вечер, лиловою мглой омытый, юноша вынес из сада розы и лунные мирты. «Радость, идем в Гранаду!» И снова в ответ ни слова. Осталась девушка в поле срывать оливки в тумане, и ветер серые руки сомкнул на девичьем стане. Деревце, деревцо к засухе зацвело.