Испанские поэты XX века

Гарсиа Лорка Федерико

Дорога

Едут сто конных в черном, головы опустив, по небесам, простертым в тени олив. Им ни с Севильей, ни с Кордовой встреча не суждена, да и с Гранадой, что с морем разлучена. Сонно несут их кони, словно не чуя нош, в город крестов, где песню бросает в дрожь. Семь смертоносных криков всем им пронзили грудь. По небесам упавшим лежит их путь.

Шесть струн

Гитара, и

во сне твои слезы слышу. Рыданье души усталой, души погибшей на круглого рта твоего вылетает, гитара. Тарантул плетет проворно звезду судьбы обреченной, подстерегая вздохи и стоны, плывущие тайно в твоем водоеме черном.

Танец

В саду петенеры

В ночи сада, выбеленной мелом, пляшут шесть цыганок в белом. В ночи сада… Розаны и маки в их венках из крашеной бумаги. В ночи сада… Будто пламя свечек, сумрак обжигают зубы-жемчуг. В ночи сада, за одной другая, тени всходят, неба достигая.

Смерть петенеры

В белом домике скоро отмучится петенера, цыганка-разлучница. Кони мотают мордами. Всадники мертвые. Колеблется, догорая, свеча в ее пальцах нетвердых, юбка ее из муара дрожит на бронзовых бедрах. Кони мотают мордами. Всадники мертвые. Острые черные тени тянутся к горизонту. И рвутся гитарные струны и стонут. Кони мотают мордами. Всадники мертвые.

Фальсета ^{117}

(Погребение петенеры)

Ай, петенера-цыганка! Ай-яй, петенера! И место, где ты зарыта, забыто, наверно. И девушки, у которых невинные лица, не захотели, цыганка, с тобою проститься. Шли на твое погребенье пропащие люди, люди, чей разум не судит, а любит, шли за тобой, плача, по улице тесной. Ай-яй, моя петенера, цыганская песня!

De profundis ^{118}

Ища от любви защиты, спят они, сто влюбленных, сухою землей покрыты. Красны, далеки-далёки, дороги Андалусии. В Кордове средь олив поставят кресты простые, чтоб не были позабыты те, что навек уснули, ища от любви защиты.

Вопль

На желтой башне колокол звенит. На желтом ветре звон плывет в зенит. Дорогой, обрамленной плачем, шагает смерть в венке увядшем. Она шагает с песней старой, она поет, поет, как белая гитара. Над желтой башней тает звон. Из

пыли бриз мастерит серебряные кили.

ДВЕ ДЕВУШКИ

Лола

Перевод М. Самаева

Лола стирает пеленки, волосы подколов. Взгляд ее зелен-зелен, голос ее — лилов. Ах, под оливой была я счастливой! Рыжее солнце в канаве плещется около ног, а на оливе воробушек пробует свой голосок. Ах, под оливой была я счастливой! Когда же у Лолы мыла измылится весь кусок, ее навестят торерильо. Ах, под оливой была я счастливой!

Ампаро

Перевод В. Столбова

Ампаро! В белом платье сидишь ты одна у решетки окна (между жасмином и туберозой рук твоих белизна). Ты слушаешь дивное пенье фонтанов у старой беседки и ломкие, желтые трели кенара в клетке. Вечерами ты видишь — в саду дрожат кипарисы и птицы. Пока у тебя из-под рук вышивка тихо струится. Ампаро! В белом платье сидишь ты одна у решетки окна. О, как трудно сказать: я люблю тебя, Ампаро.

ЦЫГАНСКИЕ ВИНЬЕТКИ ^{119}

Портрет Сильверио Франконетти

Перевод М. Самаева

Медь цыганской струны и тепло итальянского дерева — вот чем было пенье Сильверио. Мед Италия к нашим лимонам шел в придачу и особенный привкус дарил его плачу. Страшный крик исторгали пучины этого голоса. Старики говорят — шевелились волосы, и таяла ртуть зеркал. Скользя по тонам, никогда их не ломал. Еще разбивать цветники мастер был редкий и возводить из тишины беседки. А ныне его напев в последних отзвуках тает, чистый и завершенный, в последних отзвуках тает.

Хуан Брева

Перевод М. Самаева

Ростом колосс, был он, как девочка, тонкоголос. Ни с чем не сравнить его трель — гибкий стебель певучей скорби с цветком улыбки. Ночи Малаги в его пенье лимонной тьмой истекают, и приправила его плач соль морская. Пел он, слепой, как Гомер, и была в его голосе сила беззвездного моря, тоска стиснутого апельсина.

В кафе

Перевод М. Самаева

В зеленых глубинах зеркал лампы мерцают устало. На темном помосте, одна, в глубине застывшего зала, хочет со смертью вести разговор Паррала. Зовет. Но та не являет лица. Зовет ее снова. Сердца, сердца сотрясают рыданья. А в зеркалах, зеленея, колеблются шлейфов шелка, как змеи.