Испанский сон

Аксельруд Феликс Павлович

— Вот как! И никто из вас не добился успехов?

— В спорте — нет; впрочем, Соня до сих пор упорно тренируется. Я же предала фигурное катание еще в детстве. Это было ранней весной; лед на родимом фьорде растаял в то самое время, когда мы с моим другом Ингваром выписывали по нему кренделя на коньках. В одно мгновение мы оказались в воде… конечно, вначале покатились со смеху… а потом, разгоряченные, давай шалить да резвиться, кувыркаться да барахтаться. Ах, как здорово было! В один и тот же день я потеряла невинность, а взамен обрела любовь ко всем водным видам спорта — прыжкам с трамплина в особенности.

— Ух ты! —

сказал Вальд с восхищением.

— Но зачем, — спросил Сид, — тебе потребовалось называть себя Сандрой?

— Затем, — ответила Сьёкье, — что мое настоящее имя американцам не выговорить ни за что; возникает психологическая напряженность, а это уменьшает шансы продать дом, и без того не слишком высокие.

Она помолчала и задумчиво добавила:

— Если бы в свое время дядя Пер не попер бабушку за собою в Америку, а потом не выпер из Нью-Йорка да и не запер в этой дыре… Представляю, как она скучала тут, бедненькая. Она была такой жизнелюбкой, совсем как я! Хотите посмотреть на ее фотографию?

Воздухоплаватели переглянулись, не очень-то уверенные, что хотят идти в дом. Сьёкье поняла их молчание как знак согласия. Она взяла в руки свой кулон и, не снимая его с шеи, бережно поднесла ближе к глазам воздухоплавателей. Три головы соприкоснулись. Сьёкье нажала на кнопочку сбоку, и кулон раскрылся; взорам явилась маленькая фотография — Сьёкье лет через двадцать.

— Какая красивая, — сказал Сид.

— Да уж, — сказала Сьёкье, закрывая кулон, — и вообще она была чудесным человеком; ее уважала даже эта старая сплетница Эбигайль.

— Кстати, насчет Эбигайль, — сказал Вальд. — Что-то долго она не звонит; может быть, тебе еще разок ее побеспокоить?

— «Побеспокоить»! — передразнила Сьёкье, комично скривившись. — Ее побеспокоишь, как же! Будьте уверены, сейчас вся округа только о вас и чешет языки; если она не звонит, значит, просто не нашли еще страуса. Неужели вы думаете, что такая упустит момент сообщить новость?

С этими словами Сьёкье открыла последнюю банку пива и моментально поглотила ее. Затем она посмотрела по очереди на обоих мужчин, и лицо ее сделалось озабоченным.

— Минуточку, — сказала она и соскользнула в воду рядышком с Вальдом. — Мне нужно пи-пи… Признаюсь вам в своем пороке: я страшно люблю делать пи-пи в бассейн. Вас это не шокирует?

— Не сильно.

— Меня тоже. Совсем без порока жизнь не в кайф.

Лицо Сьёкье выразило блаженство. Вальд ощутил в своих чреслах слабость; это был чудесный порок. Незаметно для Сида он дотянулся рукой до упругого женского бедра, нашел теплое подводное течение и коротко приласкал его мягкие истоки. Сьёкье бросила на него благодарный взгляд и выпрыгнула из воды на прежнее место.

— Люблю разнузданность, — сказала она. — Разнузданный секс, разнузданные отношения… А вот американцы этого не понимают.

— Разве разнузданность — это хорошо? — усомнился Вальд.

— Конечно, — улыбнулась Сьёкье. — Это значит, что на тебе нет узды. Разве мы лошади?

Вальд подивился такому словесному выкрутасу.

— Но тогда можно отрицать все приличия, — сказал он. — Что ни говори, это общественный институт…

— А я и общество не люблю, — призналась Сьёкье, — вместе с его говенными институтами. По мне, единственный серьезный общественный институт — это брак; но тогда уж ты делаешься заодно со своим супругом, как лошадь со всадником… только лошадь ходит

под уздой поневоле, а человек выбирает это сам. К примеру, если б я вышла замуж, многие из моих привычек были бы пересмотрены. Кстати… не хочет ли кто-нибудь из вас взять меня в жены? Клянусь, я была бы ему верна…

— Сьёкье, — сказал Вальд, — ты отличная женщина; но, видишь ли, воздухоплаватели — конституционные холостяки.

— Жаль. А вы случайно не парочка голубых?

— Нет, мы обыкновенные…

— Учтите, — заметила Сьёкье, — обычно я практикую безопасный секс; я просто потеряла голову, когда вы появились, и забыла все свои правила. Наверно, — стыдливо предположила она, — я отдалась бы вам, даже если бы вы вытащили меня из бассейна.

— Ну, это вряд ли, — успокоил ее Сид.

— Вы очень милые, — ласково сказала Сьёкье. — Честное слово, ради вас я бы даже потерпела здесь страуса, несмотря на то, что это заставило бы меня покидать бассейн значительно чаще.

— То есть, — обрадованно уточнил Вальд, — как только Ники найдется, мы можем привезти его к тебе?

— Увы, — покачала Сьёкье головой, — к сожалению, придется искать какой-то другой вариант; дело не только в моем согласии.

— Как это? — удивился Вальд.

Сьёкье помялась.

— Видите ли, — сказала она с явной неохотой, — объявление о продаже дома дано в прессе, а также через Интернет; как только первый же покупатель увидит здесь страуса, поднимется жуткий скандал. «Вы не предупредили меня, что дом обременен страусом», — так, слово в слово, скажет этот говенный американец, даже если он и не собирался покупать дом (что скорее всего), а просто зашел от безделья прицениться или, может, повернее определить, за сколько же ему продавать свой собственный. А уж «Королевская Дорога Недвижимость» — жалкая компашка несчастных лентяев, у которых я забрала их комиссию — прознав об этом, непременно поможет этому якобы покупателю затаскать меня по судам за введение в заблуждение.

Разочарованные воздухоплаватели помолчали.

— Мне кажется, ты уж слишком ополчилась на американцев, — заметил Вальд.

— Не слишком.

— Но разве это справедливо? Среди американцев тоже попадаются разные люди — например, спортивные чемпионы…

— Среди них есть истинные энтузиасты воздухоплавания, — добавил Сид.

— Вообще, такая богатая и влиятельная нация не может состоять из одних дураков и лентяев, — заключил Вальд. — Я верю, что твое непосредственное окружение незавидно; но зачем же судить только по нему?

Сьёкье хмыкнула.

— Конечно, такой влиятельной нации почему бы чемпионов себе не накупить, — сказала она иронически, — а что касается моего окружения… телевизор вы тоже считаете таковым? Ведь я смотрела его не меньше недели, пока не замутило вконец. Ну, богаты… так из-за денег у них все шиворот-навыворот. Обычные люди получают от секса удовольствие, а от тяжб головную боль; а у них как? Главное удовольствие — суды да скандалы, в то время как секс — лишь повод к тому… да чего еще можно ожидать от страны, где любой телефонный справочник состоит из адвокатов едва ли не наполовину. Нет, — покачала она головой, — американцы люди конченые; быстрей бы разделаться с этим домом… и домой, в страну милых моему сердцу фьордов и настоящих мужчин… Ах, мальчики! раз уж вы не можете жениться, с этим ничего не поделаешь; но почему бы вам не пожить здесь немножко со мной?