Испекли мы каравай (сборник)
Шрифт:
— Сволочь! — обругала ее фельдшерица. — Башка безмозглая!
Таня обескураженно захлопала глазами. Нет, это она не Тане. Смотрит мимо ее уха, кричит в проем двери.
— Я тебе говорила — мокрую не сыпь! Она отсохнет, отсохнет, — передразнила Агриппина Митрофановна. — Хрен твой скорее отсохнет! Вредитель! Я на этой картошке все лето, как на галерах, корячилась! А ты? У! Удавить тебя мало, крапивное семя!
Она ушла переодеваться, вернулась с медицинской сумкой. По дороге к машине продолжала сокрушаться из-за картошки:
— Перегнать ее
Машина ехала рывками, скачками, периодически глохла.
— У тебя права есть? — подозрительно спросила Агриппина Митрофановна Таню.
— Права есть, — не соврала Таня. — Практики маловато. Но вы не волнуйтесь.
Достаточно того, что она сама волнуется. Попасть в арку моста, въехать на пригорок, не свалиться в реку, не забуксовать на обочине.
В арку попала, хотя и поцарапала левое крыло о стойку. На пригорке до отказа выжала педаль скорости, и, надсадно ревя мотором, вихляя, они вылетели на горушку. Дальше проще. Поворот — и по прямой к дому.
Только вошли, к ним бросилась рыдающая Тося:
— Папа! Он весь покрылся!
Тане послышалось — «накрылся». Она обессиленно прислонилась к стенке. Борис умер! А дочь его так грубо выражается.
Агриппину Митрофановну слова девочки не взволновали. Она спокойно снимала пальто, оглядывалась по сторонам:
— Богато живете! Так чем он, говоришь, покрылся?
— Весь! Полностью! Страшными пузырями! — плакала девочка.
— Ну, веди, показывай, — сказала фельдшерица.
Татьяна не узнала Бориса. На кружевной Маришкиной постели лежал огромный красный омар. Она подошла ближе — лицо, грудь Бориса покрыты красной сыпью. Некоторые пятнышки вздулись и наполнились жидкостью.
— У него был контакт с больными ветрянкой? — спросила Агриппина Митрофановна, осматривая Борю.
— Не знаю, — сказала Любаша.
— Нет. — Тоська отрицательно покачала головой.
— Да, — вспомнила Татьяна. — С мальчиком в Ступине. У него ветряная оспа? Но это же детская болезнь!
— Случается, — пробормотала фельдшерица.
Она измеряла Боре температуру, давление. Послушала сердце, легкие. Несколько минут просто сидела и смотрела на Борю. Жалостливо погладила его по руке, убрала со лба прядь волос.
Таня поразилась тому, как переменилась эта женщина. Вместо злобной фурии, думающей только о своей картошке, — добрая ласковая немолодая докторша.
— Очень ему сейчас тяжко, — сказала Агриппина Митрофановна. — Дети ветрянку играючи переносят. А взрослые ой как страдают от детских инфекций. Некоторые даже умом трогаются. У нас агроном краснухой болел. Так его к кровати простынями привязывали. Все рвался в сугроб прыгнуть. А какой сугроб в июне?
Татьяна принесла аптечку. Ее собирала «на все случаи жизни» жена двоюродного брата, врач. Агриппина Митрофановна удовлетворенно кивала, отбирая нужные лекарства. Она подробно объяснила,
— Кто-нибудь из вас ухаживал за лежачими больными?
Таня, Любаша и Тоська отрицательно замотали головами.
— Не велика наука, — успокоила Агриппина Митрофановна.
Она обстоятельно рассказала, как совершать туалет, перестилать простыни, придерживать голову при питье и кормлении. Сыпь нельзя расчесывать, а то шрамики от оспинок останутся. Жалко будет — интересный мужчина, чего уродоваться. Детям на локти трубочки из корешков книг надевают, чтобы не чесались.
— Сейчас тут запишу все на листочке. Он потом в своей поликлинике пусть покажет. А вы пока думайте, какие я вопросы еще не осветила. Спрашивайте.
Она писала под собственную диктовку: кожные покровы… сыпь в виде папул и везикул… Сердечные тоны… хрипов в легких нет… диагноз… назначено жаропонижающее, антибиотики… число… подпись.
На отдельном листочке Агриппина Митрофановна записала свой телефон в Лизунове — звоните в любое время. Сама она дня через три навестит больного.
От чая отказалась. Увидав пакет, в который Татьяна поставила бутылку коньяку, положила несколько баночек деликатесных консервов, батон сырокопченой колбасы, всплеснула руками:
— Да что вы в самом деле! Я же ему даже больничный не могу выписать.
В пакете лежал и конверт с деньгами.
Татьяна вспомнила о строителях, которые работают у Знахаревых. Может, кто-то из них умеет водить машину? В состоянии стресса она еще справилась с управлением. Но сейчас была совершенно не уверена, что довезет Агриппину Митрофановну и благополучно вернется обратно. Попросила Любашу сбегать к Знахаревым.
Фельдшерица знала о несчастье, свалившемся на эту семью.
— Федорович, Ексель-Моксель, ничего, поправится, — сказала она. — А Нюрочка очень плоха. Помирает. Это ты их корову забрала? Справляешься?
— Не знаю. Мне прислали распечатку книги по ветеринарии. Половину не поняла, от того, что поняла, в ужас пришла — столько опасностей теленочку и корове грозит. Борис, — Татьяна показала наверх, — наш больной, сказал, мне кажется, мудрую мысль: в природе акушеров нет. Только на то я и рассчитываю, что Зорька лучше меня справится.
— Хочешь, я их посмотрю? — предложила Агриппина Митрофановна. — Кем отелилась? Бычок? Телочка?
К вечеру три новообращенных медсестры валились с ног от усталости. Их пациент так и не пришел в себя, но все мероприятия были проделаны. Тоськино участие заключалось в том, что она палочкой с ваткой обработала пупырышки на теле отца. Причем использовала и зеленку, и марганцовку по очереди.