Исполнение долга
Шрифт:
Вскоре нам предложили получить вместо танков еще 95 орудий, в основном 76-миллиметрового калибра. Огневая мощь корпуса возрастала, появилась возможность усилить противотанковую артиллерию. Поделили эти пушки между двумя танковыми дивизиями и стали обучать стрельбе из них прямой наводкой экипажи, не имевшие танков. Впоследствии мы убедились, насколько своевременным и правильным было такое решение.
В середине июня генерал Лелюшенко решил в порядке командирской учебы провести рекогносцировку местности на двинском (даугавпилсском) направлении, наметить маршруты движения дивизий,
Возвращались мы из Двинска в Идрицу несколько встревоженные. Уповать на имевшийся между СССР и Германией договор о ненападении не приходилось. Опыт войны в Европе убедительно свидетельствовал, что гитлеровцы не считаются с подписанными ими договорами и соглашениями, что они нападают на своих соседей по- разбойничьи, внезапно.
21 июня командира корпуса вызвали в Москву. Для нас это не было чем-то необычным — вызывали его частенько.
Уезжая, генерал Д. Д. Лелюшенко приказал Асейчеву разработать план учений, используя данные рекогносцировки. Тот привлек к этому делу и меня.
В субботу мы допоздна засиделись в штабе. Закончив работу, Асейчев потянулся устало и предложил:
— Что, Георгий Иванович, может, утречком махнем на рыбалку?
— С великим удовольствием, Анатолий Алексеевич, — согласился я. — Как-никак — выходной, имеем законное право отдохнуть.
Договорились выехать пораньше, чтобы к обеду уже вернуться домой. Понимали: рыбалка рыбалкой, а время- то неспокойное.
В тот год жена моя, Валентина Семеновна, училась в Промакадемии и жила в Москве. В здешней моей квартире хозяйничали мать жены и дочка Юля дошкольного возраста. Дочку я иногда брал на рыбалку, но на этот раз решил ехать без нее. У тещи, обычно дожидавшейся моего возвращения со службы, как всегда, был один и тот же вопрос: звонила ли Валя?
— Нет, не звонила, — ответил я. — Приготовьте хлеб, лук и соль. Утром поеду на озеро. Юльку не будить.
— Вот и хорошо, — обрадовалась она. — Мы с ней в лес собрались…
Коротка летняя ночь. В четыре утра 22 июня, облачившись в рыбацкое снаряжение, я с нетерпением ждал Анатолия Алексеевича. И вдруг раздался резкий телефонный звонок. Снимаю трубку и слышу голос оперативного дежурного по штабу:
— Товарищ полковник! Посты ВНОС [3] докладывают, что с запада доносится рокот самолетов и слышатся сильные взрывы…
3
ВНОС — посты воздушного наблюдения, оповещения и связи.
Требую немедленно соединить меня с квартирой Асейчева. Никто не отвечает. Наскоро переодевшись, побежал в штаб. По дороге встретился с Асейчевым.
— Рыбалку отставить! Всех на ноги — похоже, началась война, — взволнованно сказал он.
К пяти часам связались со штабом Московского военного округа. Но там знали столько же, сколько и мы. Разыскать по телефону командира корпуса не удалось.
Дозвонились до Риги. Оттуда сообщили некоторые
Асейчев объявил боевую тревогу, приказал командирам дивизий срочно выводить личный состав в секретные районы сосредоточения и одновременно вывозить туда же подвижный запас артснарядов, мин, горючего. Потом он позвонил местным властям — проинформировал их о нападении немцев и порекомендовал принять меры на случай налета фашистской авиации.
До получения указаний из Москвы сам Анатолий Алексеевич решил оставаться на месте, а меня послал в район сосредоточения 185-й мотострелковой дивизии.
Перед отъездом я забежал домой, заглянул в комнату дочки. Она безмятежно спала на красноармейской кровати, разбросав ручонки и не подозревая, что уже кончилась последняя мирная ночь. Сказал теще, чтобы побыстрее собрала дочку и уходила с ней в укрытие.
— Батюшки! Да куда же это?
— Овраг знаете?
— Знаю.
— Там вырыты ниши. Вот туда и ступайте…
Командира 185-й мотострелковой дивизии генерал-майора П. Л. Рудчука я застал в том состоянии, какому больше всего, пожалуй, соответствует определение — деятельное спокойствие. Он четко руководил перемещением частей и техники в указанный ему район.
— Вот, брат, как получилось, — покачал генерал седеющей головой.
Убедившись, что здесь все идет нормально, и отдав от имени Асейчева некоторые дополнительные указания, я вернулся в штаб корпуса. Асейчева застал у радиостанции. Тут же собрались все, кто еще оставался в штабе. Внимательно слушали выступление заместителя Председателя Совнаркома и Наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова. Мне довелось услышать только последние три фразы: Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
Сразу стало шумно. Началось обсуждение услышанного. Подхожу к Асейчеву, докладываю о результатах своей поездки, спрашиваю его, нет ли каких команд из Москвы.
— К сожалению, нет, — ответил Анатолий Алексеевич.
Во второй половине дня 22 июня вражеская авиация совершила первый налет на наш военный городок. Бомбы в цель не попали, большого вреда не причинили. Прикрывавшие городок две зенитные батареи встрепли противника дружным огнем. С ближайшего аэродрома поднялось звено истребителей И-16. Один из фашистских бомбардировщиков задымил и с трудом ушел вслед за остальными.
Вечером на железнодорожную станцию прибыли три эшелона с танками Т-34. Мы обрадовались. Но тут же поступила команда: направить эти эшелоны в Минск, в распоряжение штаба Белорусского Особого военного округа.
Утром 23 июня вернулся из Москвы командир корпуса генерал-майор Д. Д. Лелюшенко.
В тот же день противник вторично бомбил нас. На этот раз более интенсивно. Бомбы рвались и в расположении военного городка, но там ни войск, ни боевой техники, ни боеприпасов уже не было. Наши истребители сбили два бомбардировщика Ю-87, а зенитные батареи подожгли еще один вражеский самолет.