Исполнение желаний
Шрифт:
– Качает… Пакетиков на поручнях стало заметно меньше. В столовую не все дошли, – добавил Данила и принялся за обед.
На столе в бутылочках масло и уксус меняли свои горизонты.
К ночи шторм усилился. На ужин они не пошли. Мутило. По полу каюты катались две бутылки с минералкой и два апельсина.
Какая-то неясная тревога медленно заполняла Янино сознание.
– Ты спишь?
Ответа не было. Данила не слышал вопроса. Качало все сильней.
«Боже, как это мамашки своих детей в колясках укачивают, трясут? Вот бы их самих
Все-таки усталость сморила ее. Яна рассматривала какие-то обрывки снов, как жуткий, леденящий душу крик, поднял ее с постели.
– Данила, Данила, проснись, – попробовала его разбудить, тормошила, а он кричал, вцепившись в деревянный бортик койки. Дерево трещало под сильной рукой. Яна не знала, что ей делать.
Кто-то стучался в дверь каюты.
– Тише, тише, миленький. Все пройдет, все хорошо, – прижалась своей щекой к его щеке. Почувствовала его лицо, напряженное, все мокрое от слез. Дыхание Данилы становилось ровнее. Рука, кромсающая бортик кровати, безвольно упала, и слабый выдох-стон закончил этот тяжелый припадок.
Было непонятно, то ли он спит, то ли умер – так неслышно он дышал. Яна включила свет. Изжеванные простыни, одеяло свалилось на пол. Спокойное лицо Данилы с заострившимися скулами, очень бледное, как у покойника. Она с ужасом бросилась искать у него пульс. Никак не могла найти на запястье. Вспомнила, что пульсацию крови в американских фильмах ищут на шее. Поднесла два пальца к артерии. Данила неожиданно перехватил ее руку, выкрутил до резкой боли. Теперь кричала Яна.
В каюту настойчиво стучали.
Он ослабил захват. Вскочил, чуть не запутавшись в простыне, скрылся в душевой. Она слушала, как шумит вода, и с ужасом вспоминала слова толстухи из парикмахерской. «Да, этот прибить или задушить может. Так, нечаянно. Хоп! – и тебя нет».
Яна открыла дверь. За нею стояли две благообразные старушки и большой бородатый мужчина в семейных трусах.
При виде Яны старушки перекрестились и молча пошли к своей каюте.
– Слава Богу, живая, – донеслось до нее.
Бородатый пытался заглянуть в каюту.
– Что там у вас делается? Крики, как из преисподней. Детей перепугали.
– Простите, мы… – только начала объясняться Яна, как из душевой вышел мокрый Данила, вытолкнул любопытного и с силой захлопнул дверь.
С его трусов стекала на пол вода. Пальцы стиснуты в кулаки. Яна боялась заговорить, сделать хоть какое-то движение.
Данила шагнул к ней, испугав еще больше.
– Ты меня боишься. Не бойся. Это пройдет. Раньше так было. Потом прошло. Теперь вот…
Казалось, он вглядывался в ее глаза. Поднес руку к ее лицу, мягко провел по волосам.
– Я не боюсь тебя, – выдавила из себя Яна, – просто не знаю, что надо делать. Переоденься. Ты мокрый. Воды натекло.
Она вышла из каюты. Прямо на уровне глаз висела табличка с указателями – бар, бассейн, столовая, судовой врач.
Подсказки
Врач был пожилой. Усталое лицо выдавало тяжелое дежурство. За его спиной лежала женщина с капельницей.
– На что жалуетесь? – глянул на Яну и зачем-то подмигнул.
– На жизнь, в основном, – хмуро откликнулась девушка. – Еду я как сопровождающая со слепым ветераном-афганцем на лечение в Израиль. Этой ночью с ним приключился припадок. То ли судороги, то ли эпилепсия, то ли во сне это у него. На людей бросается. Вот и думаю – доеду ли я до Хайфы живая или вы меня в морозильнике довезете домой.
– Ну, девушка, с чувством юмора у вас коллапс… Чернеет на глазах. Будем ампутировать, – снова подмигнул врач.
– Вам смешно, а мне что делать?
– Господь с вами, совсем не смешно. Очень серьезная история. Сейчас пойду к вам в гости. Поговорим с афганцем, анализы возьмем. Капельница будет работать еще час. Значит, у нас с вами сорок минут времени.
Он крикнул куда-то в сторону маленькой процедурной:
– Сестра Маруся, подежурьте с часок.
* * *
Данила спокойно лежал, закинув руки за голову. На спинке кровати сушилась его мокрая одежда.
–
– Я буду с вами говорить наедине.
Яна вышла из каюты.
Она думала о том, что надо еще немного потерпеть и выполнить свои обязательства до конца. «До цели – неделя. Ну, уж неделю можно потерпеть. Сдам бешеного Данилу на руки еврейским суперхирургам – и назад. На деньги, может, что-то прикуплю в Турции. Там будет остановка. Вернусь в Минск – и стану спокойно искать работу».
Побродив на верхней палубе возле мелкого бассейна, в котором так же штормило, как и на большой воде, Яна повернула в длинный коридор, ведущий к каюте. Григорий Иванович выходил навстречу. Он схватил ее за руку и потащил за собой.
– Надо поговорить, надо с вами обсудить все. Вы должны кое-что знать…
Он так быстро шел, что Яна с трудом успевала перебирать ногами по качающейся палубе.
Пока судовой врач возился с новой капельницей, она сидела на высокой железной табуретке и слушала.
– Все, что происходит с твоим подопечным, вполне объяснимо. Он был на войне. Получил сильнейшую травму, сидел четыре дня под землей, засыпанный обломками. Выбирался сам. Из темноты в темноту. В ограниченном помещении каюты с его слепотой возникают похожие ощущения безвыходной ситуации, когда смерть рядом, а никакой надежды нет. С этим можно справиться, если рядом есть человек, готовый вернуть его в позитивную реальность. Его лечение – ваш голос, прикосновение. И это должно быть спокойное возвращение. Окликай его ласково. Никакого страха, ужаса в голосе.