Испорченная принцесса
Шрифт:
Мое сердце колотится, когда она толкает меня вперед.
Кроме нее, единственным человеком, которого я видел с момента пробуждения, был Деймон. В той палате может быть кто угодно.
— Где Де…
— Тише, — укоряет меня сестра, прежде чем я успеваю произнести его имя целиком.
— Я отправила его домой. Это слишком рискованно — находиться здесь.
— Который час?
— Три часа ночи.
— Это были итальянцы? — Как только вопрос сорвался с языка, я пожалел об этом.
Калли
Я никогда не видел, чтобы моя сестра выглядела такой свирепой. Это немного пугает.
— Нет, Нико. Это был ты. Это все сделал ты.
С этими зловещими словами она еще раз обходит меня и направляется к двери рядом с моей.
— Открывай дверь, — требует она, когда я оказываюсь прямо перед ней, заставляя меня наклониться вперед и втянуть воздух, так как мои ребра заныли.
Она вталкивает меня в темную комнату. Как и в моей, первое, что я вижу, — это человека, свернувшегося калачиком на походной кровати с другой стороны, но я никак не могу определить, кто это, со своего места, и становится ясно, что это не тот, кого сестра привела меня сюда, чтобы увидеть, как только она поворачивает меня, и больничная койка заполняет мое зрение.
Если я думал, что испытывал эмоции, когда верил, что остался один, то это ничто по сравнению с тем, как замирает сердце, когда мой взгляд падает на женщину в кровати.
— Сирена, — вздыхаю я, и мой голос срывается от волнения.
Она крепко спит и, несмотря на синяки под глазами и засохшую кровь, выглядит так же прекрасно, как и всегда.
Только…
Это сделал я.
Это из-за меня она лежит с перевязанной рукой.
— Ближе, — требую я, не довольствуясь тем, что просто сижу на краю кровати и наблюдаю за ней.
Калли отводит меня в сторону своей хорошей рукой и останавливает.
Я тут же тянусь к руке Брианны, но колеблюсь, прежде чем вступить в контакт.
Если это действительно моя вина, то она не захочет, чтобы я находился рядом с ней, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к ней.
Но в конце концов моя потребность в ней берет верх над моими мыслями, и я беру ее руку в свою.
Она не двигается и никак не реагирует, и это режет мне грудь прямо по центру.
— Расскажи мне, что случилось, Калли. Пожалуйста, — тихо прошу я, не сводя глаз с моей сирены.
— Ты выпил, разозлился и заставил ее сесть в свою машину, после чего поехал, как гребаный идиот, через весь город и влетел в бок гребаного здания.
Весь воздух вырывается из моих легких.
— Я это сделал? — Слова звучат так тихо, что я не уверен, что она меня услышала, поэтому, когда
— Да.
— Почему? Я бы никогда не причинил ей вреда.
Кэлли насмехается, и это режет меня так глубоко, что я не уверен, что когда-нибудь от этого оправлюсь.
— Не так, Кэл. Никогда.
— А что, собственно, ты думал, произойдет, Нико? Все, что было между вами, было тщетным с самого начала. Всем было очевидно, что в конце концов ты причинишь ей боль.
Ее слова оборвались, когда я погрузился в свои мрачные мысли.
Неужели она права? Всегда ли все должно было закончиться именно так?
Нет.
Брианна никогда не должна была оказаться на больничной койке из-за меня.
Игры, в которые мы играли.
Это просто… игры.
Мы оба получаем от них удовольствие, как и друг от друга.
Если другие не понимают нашей динамики, это не значит, что она не работает для нас.
Не то чтобы есть мы.
В этом вся суть.
Никому из нас не нужны мы. Вот почему это так весело.
Не так ли?
— Что с ней не так? — спрашиваю я сквозь комок в горле.
Калли делает паузу, и я уверен, что это только для того, чтобы нагнетать напряжение, чтобы узел в моем животе затянулся до боли.
— Сотрясение мозга. В основном порезы и синяки.
— Но ее рука? — Мой взгляд падает на повязку и бинт, которые выбиваются из-под уродливого больничного халата, в которые мы оба одеты.
— У нее несколько сильных порезов на верхней части руки. Ей пришлось сделать операцию, чтобы удалить стекло.
— Черт.
— Ага. У нее до конца жизни останется напоминание о той ночи и о тебе. Молодец, старший брат. Надеюсь, ты, блядь, гордишься собой.
— Черт, — вздыхаю я, опуская голову на одну из рук, отказываясь отпускать Брианну, чтобы воспользоваться другой.
Боль и сожаление разливаются по моим венам, когда я крепче сжимаю руку Брианны.
Не знаю, сколько времени я просидел так, размышляя обо всех людях, которых подвел в последнее время, прежде чем в ухе раздался шорох.
— Ник? — произносит глубокий, знакомый голос.
Оглянувшись через плечо, я обнаруживаю, что половина комочка на походной кровати принадлежит моему лучшему другу.
Несмотря на то что в комнате царит полумрак — за исключением аварийного освещения и луны, просачивающейся сквозь щели в жалюзи, — его глаза расширяются при виде меня, и он резко вдыхает.
— Черт, ты выглядишь лучше.
— И чувствую себя лучше, — бормочу я, ненавидя горькое отторжение, которое захлестывает меня при осознании того, что он не посетил меня, чтобы увидеть это раньше.