Исповедь добровольного импотента
Шрифт:
— У меня электричка в пять, — сказала она, не отрывая своего сумасшедшего взгляда. По интонации сказанного я понял, что это не отговорка, а знак нетерпения. Мол, чего мы стоим? У нас совсем мало времени.
Успех был сокрушительный.
«Уж не маньячку ли я подцепил», — вертелось у меня в башке, пока я пялился на циферблат часов.
«Да уж, лучше быть заебанным насмерть нимфоманкой в молодости, чем задроченным невыплатами пенсий в старости!» — вот таким постулатом подкормил я свою волю и выкрикнул:
— Без пятнадцати пять мы
Клянусь, она первая сделала шаг в направлении Городского пляжа.
Мы шли молча и скоро. Она несла на лице застывшую, неживую улыбочку. Определенно, у нее была неординарная психика. И это возбуждало.
День был будничный и пляж пустовал, не считая оголтелой стайки гибких и дрожащих от холода мальчишек.
— Мне нужна лодка на два часа и бутылочка вина, — сообщил я грудастой предпринимательнице, что восседала в будке у входа на пляж.
На ее нижней губе лоснилась гроздь подсолнечной шелухи.
— Какую лодку и какое вино? — измученным голосом отреагировала хозяйка, смахнула гроздь и тяжело поднялась.
— Лодку без пробоин, а вино крепленое, — отпарировал я и выудил из заднего кармана своих цветастых шорт отцовское портмоне (личного я не держал, не имел привычки).
— У тебя есть какие-нибудь пожелания? — обратился я к своей спутнице и только тогда понял, что даже не знаю ее имени.
— Есть, — сказала она, — но я тебе позже скажу, Игорек.
Я вытаращился. Прорицательница указала мне на раскрытое портмоне — там лежали мои права.
— Один ноль, — сказал я, повернулся к хозяйке и нагло подмигнул.
— Вот есть хорошее вино «Букет Кубани», — затараторила она с неожиданным участием. — Все очень хвалят, сладенькое и забористое. Ну, в смысле, пьется хорошо. Без закуски, — выставила на прилавок бутылку 0,7 и обтерла ее фартуком.
— Хорошо, это нам подходит, — поощрял я ее рвение.
— А лодку я бы вам посоветовала взять деревянную. Они хоть и не такие новые, как пластиковые, но зато устойчивые и течению меньше податливы.
— Отлично! — налегая на прилавок, обратился я к обходительной хозяйке. — Заверните нам этот букетик и зафрахтуйте один деревянный фрегат. Можно без сдачи, но побыстрее, — и сунул ей в кармашек на фартуке крупную купюру, составляющую весь мой капитал. Она смачно хохотнула, выбралась из будки и поманила меня толстым пальчиком через пухлое плечо.
— Пойдем, весла получишь.
Я передал бутылку спутнице. Все это время она зорко следила за мной. Я чувствовал это. Мне было приятно. Я купался в атмосфере, насыщенной испарениями флирта, бравады и пижонства.
Итак, за веслами.
О Боже милостивый! Никакая сила в мире не способна удержать женщин натягивать на свои зады эти ковбойские подштанники. Такой причудливой жопы, какая была у хозяйки лодочной станции, я еще не наблюдал — крутобедренная трапеция!
— Вот эти бери — самые легкие, — указала мне на пару весел чудозадая. — Да не греби против течения, силенки береги, —
Чему она так радовалась? Складывалось впечатление, будто это мы с ней отправляемся на прогулочку в тихую заводь, где трещат кузнечики и сочная душистая трава дурманит голову.
— Учту, — ответил я, похлопал ее свободной рукой по трапеции и пошел к реке.
Мы отплывали от деревянного причала под крики мальчишек и ехидные взгляды хозяйки. Моя добыча сидела на корме, и легкий ветерок, гуляя под подолом ее сарафанчика, изредка приоткрывал мне бледные неподбритые икры.
Я правил в протоку. Размашисто, как заправский лоцман. До намеченной мною бухты у нас было время. Время, в течение которого между нами будет сохраняться небольшая, но дистанция. Руки, ноги мои будут заняты. Оставалось орудовать языком.
— Как тебя называть? — спросил я.
Она не ответила сразу. Она выдержала паузу, за которую распустила волосы и встряхнула головой, давая локонам расправиться. И этот жест дал мне больше, чем ее имя.
— Лена.
И этот пристальный взгляд тоже дабавил нечто напоминающее.
И вдруг мне что-то почудилось. Но что? Эти волосы… Жест… Имя… Взгляд… Нет, я так и не смог уловить.
— Видишь, Леночка, вон тот шикарный особняк, — кивнул я в сторону трехэтажного здания из красного кирпича, изобилующего причудливыми эркерами, симпатичными декоративными бельведерчиками со шпилями. Оно было выстроено на самом краю высокого и крутого берега реки. Просторная застекленная веранда нависала над водой и открывала ее посетителям великолепный вид на заливные луга противоположного берега.
— Да, вижу, — отстраненно ответила Лена. — Это дом мэра.
Она сидела, скрывшись за занавесом из своих волос и запустив пальцы в набегающую воду. Выглядело очень трогательно — Аленушка скорбит о братце Иванушке.
Я продолжил:
— На месте этого замка лет двадцать назад стояла халупа моих деда и бабки. Пацанами мы приходили к ним, брали лодку и отправлялись в странствия по протокам и заводям. Купались, ловили щурят удавками. Знаешь, как это?
— Нет.
— Просто. Из тонкой стальной проволоки делается затягивающаяся петля. Свободный конец наматывается на тростинку. Для удобства и безопасности, чтобы проволока пальцы не порезала. В заводях вода горячая, как у тебя под мышками…
Откинула прядь, взглянула. Я уловил грусть, но продолжил.
— Щурята там балдеют и охотятся за головастиками. Стоят неподвижно, как брусочки полузатонувшие. Осторожно, не отбрасывая тени, нужно завести на него удавку, резко дернуть, и щуренок в лодке. Петлю ослабишь, а зубастика в сандалию, чтобы не скакал по лодке и за пятки не цапал. Натаскаем с полведерка и на луга уху варить. Возвращались уже затемно.
Она умела слушать. Она не пялилась на тебя, изображая интерес, не хохотала, демонстрируя чувство юмора. Она погружалась в глубь повествования и содействовала.