Исповедь одинокого мужчины
Шрифт:
– Юра, большое спасибо за оплату авиабилета. Приятно. Я даже этого не ожидал от тебя. Ну, а с немцами мы сейчас рассчитаемся?
– Слава, да подожди ты с немцами. Достал уже, – сказал он злобно. – Они своих денег в бизнес не вложили. Подумаешь, потратили время на сбор этих покрышек, но деньги-то не тратили. Я не отказываюсь Эдику заплатить, но сначала в Киеве запустим это дело, заработаем, а потом отдадим, еще и с процентами.
– Юра, давай я откажусь от оплаты авиабилетов в Алма-Ату и Киев в пользу расчетов с немцами. Давай хотя бы половину задолженности им перечислим. Эдик мне друг, но он может и в суд подать на нас.
– Нет. Мне не хватит тогда денег, если
Я слушал его и понимал, что деньги он немцам сейчас точно не отдаст. Отдаст ли позже, после аферы с фальшивыми деньгами – тоже большой-большой вопрос. Я понял, что надо обращаться к Петру Сидоренко, чтобы развести все недоразумения по понятиям, поэтому больше эту тему за время обеда с Григорчуком я не поднимал.
Григорчук пообедал и собрался ехать дальше по делам. Он у меня и раньше в комнате оставлял свои вещи или деньги. И в этот раз, узнав, что я не буду отлучаться из общаги в тот день, Григорчук засунул в шкаф ту коробку, из которой доставал недавно деньги, а потом уехал в город.
Я заварил себе кофе и пошел курить на балкон. Долго стоял и смотрел на шумный проспект внизу, обдумывая сложившуюся ситуацию. Мне было стыдно, что мы так долго не расплачиваемся с Эдиком, нарушаем все договоренности и, самое главное, я подвожу своего друга Ивана Кунца, который поверил мне и уговорил Эдика помочь русским. Затем я вернулся в комнату, закрыл на замок входную дверь, достал из шкафа коробку, оставленную Григорчуком, и проверил ее содержимое. Она наполовину была заполнена пачками денег. Когда я их пересчитал и умножил на курс немецкой марки, то оказалось, что в коробке находилось чуть более 7000 марок. А наш долг Эдику составлял 3000 марок.
Я положил все деньги в коробку, которую опять спрятал в шкаф, и пошел вновь курить на балкон. Обдумав все еще раз, я пришел к выводу, что Эдик никогда не получит свои деньги, а я, если останусь работать на Григорчука, то кончу жизнь либо в тюрьме, либо с простреленной бандитами башкой. После перекура я вновь достал коробку с деньгами, отсчитал из общей суммы рублей на 3000 марок по курсу, взял также сумму, эквивалентную пятистам долларам, как свою зарплату за май, которую Григорчук был мне должен. Потом я положил обратно в коробку сумму, выданную Юрой на авиабилет до Алма-Аты, – подарки в такой ситуации мне были не нужны. После этого я оделся, поехал в обменный пункт и купил там 3000 марок, а оставшиеся рубли поменял на доллары и внес все деньги на свой валютный счет.
Оставалось только позвонить Эдику, объяснить ситуацию и узнать у него счет, на который мне можно отправить ему нашу задолженность. Мобильные телефоны тогда, к сожалению, были еще редкостью даже в Германии, поэтому я звонил Эдику домой с Главпочтамта, но в течение часа меня так и не смогли соединить. Пора было выдвигаться в общагу, потому что Григорчук обещал заехать до 10 вечера. Также я позвонил Петру Сидоренко, рассказал ему всю историю и о том, что я самовольно взял задолженность перед
В девять вечера я приехал в общагу и увидел около дверей комнаты недовольного Григорчука. Мы с Юрием прошли в комнату, где я сразу сказал, что взял все его долги передо мной и немцами из коробки с деньгами; что завтра отправлю немцам нашу задолженность и что прекращаю с ним работать, так как вся его деятельность становится криминальной и для меня неприемлемой.
Григорчук рассвирепел, глаза налились кровью, он вплотную подошел ко мне, но, видя мое внешнее спокойствие, тронуть не решался, а крыл все без остановки трехэтажным матом. Он ругал и русских, с которыми невозможно иметь дело, потому что они могут брать без спроса чужие деньги, и то, что расчеты с Эдиком – это его дело, а не мое, потому что я только наемный работник и не более того. Кроме того, Григорчук обвинял меня в том, что я за его счет съездил на целый месяц за границу, получаю такую высокую зарплату и при этом почти ничего не делаю, а еще своровал его деньги и так далее и тому подобное.
Конечно же, в ответ я приводил свои доводы, что не воровал деньги, а взял только то, что он мне и Эдику должен, хотя мог теоретически своровать все деньги и исчезнуть из общаги. Говорил также, что отношения с немцами – это не только бизнес-партнерство, но и отношения между мной и моими друзьями, которым я давал какие-то гарантии. Вся перепалка была похожа на ругань двух базарных баб. Григорчук меня не слышал и продолжал орать не умолкая. Думаю, что если бы не пришел вскоре Петр Сидоренко, то дело кончилось бы дракой, и я сомневаюсь, что смог бы одолеть человека почти вдвое тяжелее меня и на голову выше. С приходом Петра Сидоренко Юра поначалу утих, так как Сидоренко роста был почти такого же, как Григорчук, а в плечах даже пошире и вместо жира у него была мышечная масса. Таких качков, как Петр, было видно издалека, и редко в те времена они не имели связей с рэкетом, так как бандиты их даже просто нанимали постоять в сторонке при своих разборках для запугивания конкурентов.
Сидоренко сразу же вступился за меня, сказал, что в курсе событий, и представился членом одной из бандитских группировок. Григорчук все пытался в разговоре выяснить, из какой он группировки, но Петр спокойно отвечал, что он из известной всем группировки и что если надо будет, то можно забить стрелку и там все обсудить. Разборки между нами троими продолжались еще минут сорок, и никто не признавал правоту соперника. Наконец Сидоренко сказал, что ему пора уходить, и предложил Григорчуку завтра встретиться тет-а-тет или с братвой и все это вновь обсудить. Как там решит братва на сходке, так и будет. Григорчук согласился на сходку, предложил Петру около ближайшего киоска по дороге к метро выпить бутылочку пива и ушел из комнаты вместе с ним.
Я, истощенный, сел на кровать.
«Неужели это все? Слава богу, что так конфликт разрешился. Братва, уверен, будет на моей стороне – я ведь поступаю по справедливости и чужого не беру. Завтра Эдика обрадую, перечислю ему деньги и через пару дней полечу домой в Алма-Ату отдохнуть от всего этого дерьма, – подумал я. – Можно даже выпить коньячку за хорошее окончание и чтобы быстрее уснуть».
После водных процедур я разделся, лег под одеяло и быстро уснул. Но в два часа ночи, в самый крепкий сон, меня разбудили сильные стуки кулаком и ногами в дверь моей комнаты. Кто-то в коридоре, стуча в дверь, громко кричал: «Ландышев, откройте. Это милиция».