Исповедь палача
Шрифт:
Чуть реже на папки ставилась пометка „Gelt”, то есть золото.
Но «Hot» и «Gelt», ставились не так уж и часто. Куда как с большей остепеню вероятности на папку могло быть поставлено клеймо „DC” — аббревиатура от слов дохлая корова.
Впрочем, даже один «Hot» или «Gelt» окупал затраты на приобретение пары сотен „дохлых коров”.
Почему же та страна, которую сейчас грабили и добивали, позволяла пылиться в архивах сотням и тысячам успешных работ, дипломов, патентов, диссертаций и патентов?! Косность и неповоротливость режима? — Слишком общий ответ.
Гениальные изобретения, открытия, ноу-хау или патенты — они пылились на полках вовсе не потому, что ученые были косными ретроградами, а потому, что то не было средств профинансировать тут и сейчас потенциально перспективную разработку или исследование.
Или это мог быть и саботаж на местах, когда новое изобретение требовало полной реконструкции завода и обновления оборудования. А с точки зрения директора завода, который производил свои шарикоподшипники или еще какие то бурбуляторы на стареньком, давно себя амортизировавшем (то есть окупившем свою стоимость), но еще работоспособном оборудовании, — для такого деятеля смена оборудования была как нож острый. Ведь совсем не факт, что все пойдет хорошо, и линия сразу заработает. Но вот себестоимость продукции подскочит сразу же, а значит и прибыль упадет. А оно ему надо?
А еще это могла быть и забота о трудящихся. Ведь тот же отказ от ночных смен потребовал уже не одного станка, на котором будут работать посменно рабочие Иванов в дневную, и Петров в ночую, а двух станков, на которых днем будут сверлить и резать металл два этих пролетария. А значит, станок Петрова будет изнашиваться в два раза медленнее, и свои 20 тысяч часов он отработает не за 5 лет, а за все 10. А значит, что и обновление станочного парка будет идти в два раза медленнее.
Было еще множество других причин, по которым папки с индексами «Hot», «Gelt» не обратились лет 30 назад в металл станков, химию медицины или просто не стали очередной ступенькой для новых научных прорывов или открытий.
Да, сейчас они были изрядно побиты молью и устарели, но сами идеи, подходы, новаторские предложения могли быть бесценны.
Порою случали и курьезы, когда русскоязычные аналитики встречали свои работы, написанные ими лет 10 или 20 назад.
Очень часто на папку вместо «Hot», «Gelt» или «DK» ставиться клеймо „2h” — сокращенное от „half to half”, что на сленге исследователей значило — ни то, ни се.
Потом „2h” рассматривали повторно, и, как правило, после более внимательного анализа, папка „2h” становилась дохлой коровой, хотя бывали и исключения.
Но иногда специалисты анализировавшие папки «2h» затруднялись с оценкой, — такой неоднозначной была работа, труд или патент.
И тогда на папку ставился знак вопроса «?», и их откладывали на-потом.
За несколько лет работы проекта «Жатва» таких папок со знаком «?» накопилось немало и с этим нужно было что то делать.
Можно было конечно всем присвоить статус «дохлой коровы», но это грозило неприятностями, если подобная халатность вскроется. И потому Иоганн Мюллер, как истинный бюрократ, решил переложить
Но что делать, если существующая группа экспертов не может дать ответа? — Значит надо ее расширить. Что и было сделано. На короткий срок были привлечено еще несколько высоколобых умников, и работа вновь закипела.
За считанную неделю большинство папок сменило знак вопроса на дохлую корову, еще пара получили статус «Hot», или «Gelt».
Но был еще один кейс. Квалификации имевшихся специалистов не хватало, что бы дать ему грамотную экспертную оценку, и группа была на короткое время расширена — два физика из Принстоновского университета должны были дать заключение по содержимому.
К удивлению Мюллера специалисты не сподобились на вразумительный ответ, а попросили более квалифицированного переводчика, и времени, и помощи других коллег и экспертов.
А еще через несколько дней к знакам «Hot», «Gelt», «DK» и «?” — добавился еще один — больший восклицательный знак, пока что в единственном числе.
Тогда же первый раз и было произнесено имя „Маэстро”.
Интересы исследователя и, скажем так, конечного потребителя — очень различны. Если конечный потребитель довольствуется готовым E=MC2, то для специалиста не менее важно доказательство — почему так, а не иначе.
Но для подлинного человека науки, настоящего ученого, важен не только результат, вернее тропинка — доказательство проложенная в густом лесу поисков, ошибок, ложных допущений и предположений.
Для ученого — этот лес тоже очень важен, — он дает возможность не тратить время и сил там, где коллега уже успел поработать.
У группы, получившей рабочее название „Наследие маэстро” были выводы Штепке, были обоснованные доводы и расчеты, но не было его архива. Но это вовсе не значило, что его не могло быть вообще.
Да, маэстро покинул этот мир несколько десятков лет назад, да, у него были родственники возможно уже несколько раз сменившие место жительства и выбрасывающие ненужный с их точки зрения хлам…
Иоганн Мюллер был бюрократом и чиновником, что вовсе не есть синоним слов дурак и ретроград, как считают многие. А проект «Жатва» давала настолько хорошие результаты, что к мнению его руководителя стоило очень внимательно прислушаться. И его мнение о важности наследия маэстро было услышано и принято к сведению.
Это была обычная операция, не самая сложная, но достаточно деликатная. Агент вовсе не был негром на лыжах и в ушанке, сброшенным на парашюте прямо в центр Минска, а обычным уроженцем Гомеля, правда, уехавшим в США около 10 лет назад. — Местной агентуре столь деликатную операцию решили не доверять.
Молодой оболтус Ваня, приходившийся внуком тому, кого сейчас называли маэстро, был, несомненно, хитрым, ловким и сообразительным парнем двадцати трех лет. Но не очень умным. Такое бывает. Уже пару лет, сразу после окончания ВУЗа, он жил в этом доме — в их родовом гнезде. Мать же, отец и младший брат остались жить в квартире, которую им выделили еще лет десять назад.