Исповедь палача

Меркушев Арсений Викторович

Нет! Такой скучный и нудный сериал мне не нужен. Зачем смотреть фильм о времени, когда я смотрел фильмы? — Это как то По-буддистки.

Нет! Мне нужен яркий экшен. Экшен — это последняя неделя жизни существования осужденного Завизиона.

Стас, на тебя поступил заказ. Это все что я знаю. Кажется, кто-то с воли хочет тебе испортить жизнь. Очень сильно испортить.

Слава говорит еще долго, хотя я уже знаю — кто. — 25 лет солидный срок, но он все же давал и шанс выйти на свободу. И кое кто позаботился, что бы удовольствия мне это событие не доставило.

Мой брат — он единственный

из родни, кто от меня не отвернулся. За эти 15,5 лет он то заваливал меня передачами, то забывал на долгие месяцы, а однажды его не было целых два года… Но все таки он меня помнил. И информация, которую он приносил была полезной. Вот и сейчас.

Егор собрался на ПМЖ в Канаду.

Егор — это сын Светы, тот самый мальчик 14 лет, что так пристально рассматривал меня на суде.

Ты ведь не просто так мне это говоришь? Да… Одна птичка на хвосте занесла, что он продал квартиру родителей, и раздает долги — и свои, и деда, и за обучение, и даже внес плату за обслуживание участка матери — чуть ли не на 20 лет вперед. Птичка — это кто? Его бабушка. Мать Светланы. Она боится, что бы он не натворил бед…бед, от которых и сам может пострадать. И?Есть еще кое-что. Его недавно попросили дать в долг. Друг попросил, на операцию. И он дал — около 500 долларов. Все что у него было. Он едет за кордон с голой жопой, и без денег, хотя продал квартиру.

Осужденный Завизион все понимает. Мир полнится слухами, недоброжелателями и болтунами, и птичка летает не только на воле, но и тут — дома.

Три больших О — опустить, оскопить, ослепить — такой заказ поступил на осужденного Завизиона с воли чуть менее месяца назад. Информация была абсолютно точна, и сейчас она еще раз подтвердилась. И даже известна дата приведения приговора в исполнение — 5 июля — день смерти матери Егора.

Я знаю…Что?!Я знаю.

Сделать ничего уже нельзя. Неотвратимость странное слово и прекрасное. И не стоит ждать неотвратимого, когда еще можно что то сделать самому.

Нельзя на взмах дубинки отвечать испуганным шагом назад, — это ожидаемо, и бьющий ждет именно этого. Но можно сделать шаг вперед и упредить удар на взмахе. — Это нехитрое правило было усвоено мною очень давно.

Но что можно сделать, если ты обречен, а твой палач заранее написал сценарий твоей кары, давая возможность помучиться не только от наказания, но и от его ожидания, и от осознания его неминуемости? — Только одно — нарушить его планы, сделав холодное блюдо мести непригодным к употреблению.

Редкий ЗК не мечтал о побеге из тюрьмы, или просто не мечтал ее покинуть. И тут всегда есть два пути — трудный и легкий. Трудный — практически недоступен, но легким пользуются куда как чаще, чем думают.

Стасика, Стаса, Завизиона Станислава Юрьевича приговорили уже второй раз — в этот раз не суд, а сам пострадавший. Ну а кто выполнит приговор повзрослевшего сына убитой женщины? — Кто-то из охраны или сокамерники?

Брат не знает, что Егор был тут, и что он сам объявил мне и приговор, и форму, и дату. А 40 000 тысяч долларов — это очень хорошие деньги и для охранника, и для заключенного…

Кто из соседей будет моим палачом? Да кто угодно! Один посажен недавно, и у него на воле еще есть сын и дочь. И он еще не окончательно забыл их, и они от него

не отказались.

Второй поехал на чувстве раскаяния, и все что можно отдает семье убитой им женщины. Заработать много денег для искупления вины — покалечив одного негодяя — это ведь тоже мотив?

А третий? — Да и у него, возможно, есть причина стать исполнителем приговора.

А может быть в сговоре все трое? — Кто его знает. И выхода тут нет.

Я это понимал, и Егор тоже. Он был у меня три недели назад, и он же назвал дату. Потом, уже другие, напоминали мне ее тут. Так Егорка хотел, что бы я страдал и мучился отведенный мне срок.

И я ему ответил. — Три недели маленький срок, но все-таки я сумел испортить ему его месть — маленькое письмо, почти записка, текст которой даже сей час не могу не вспомнить со злорадной улыбкой: „Ты имеешь на это право. А потому, я прощаю тебе, и не держу на тебя зла. Все эти 15 лет я каждый день сожалел о содеянном и молил о смерти. Но не мог сам перейти последнюю черту. Спасибо тебе, ты мне помог.

Еще раз — прости меня, я очень сожалею о том, что сделал 15 лет назад”.

А нифига я не сожалел! Светка и Гоша сами были виноваты! Или обстоятельства, или звезды, фатум, рок, судьба. Но ни я!

Отбить этот удар дубины было нельзя, и нельзя было от него увернуться. Но у меня хватило сил сделать шаг навстречу поднятой руке, и нанести свой удар.

Толстое стекло не может передать тепло рук, но этого и не надо. — Осужденный Завизион кладет ладонь на холодный лед стекла, и Слава, его старший братик — еще не старый грузный мужчина все понимает и тоже кладет ладонь с другой стороны.

А потом осужденный Завизион уходит.

Снова пробуждение. Исповедь уже закончилась, и начался молебен. Петь братья будут еще минут 15 или 2,5 свечи по нынешней системе измерения времени, а значит, у меня есть время на последнюю серию…

Ну, вот кажется и все. Осужденный Завизион Станислав Юрьевич решает пойти по пути наименьшего сопротивления. — Бежать!? — Да, это будет своего рода побег.

Можно ли повеситься на высоте полутора метров при росте 1,7? Вполне! Нужно лишь правильно упасть. — Запястья рук аккуратно прикручены к лодыжкам — распутать этот нехитрый узел хватит и 3–4 секунд, но в падении с высоты курятника (кровать; спальное место на втором ярусе.) у меня их не будет, а там — рывок, и треск ломающихся шейных позвонков.

И сейчас будет поворот волчком. И будет Падение. И краткий миг животного страха, и хруст шейных позвонков, и ощущения что все уже кончилось, что больше ничего не надо бояться — все худшее уже случилось…

Но вместо всего этого вдруг накатывает разочарование, и обида, и радость, дикая животная радость. Потому что уши не слышат хруста ломающихся позвонков, и руки в агонии не пытаются судорожно скинуть свои путы. Зато слышно с шумом распахивается двери камеры, зажигается свет и чей-то голос орет: — Заключенный Завизион, с вещами на выход. И тот, кто был Стасиком, и стал заключенным Завизионом, делает еще один шаг к тому, что бы перестать быть человеком, и превратиться в белую подопытную мышку, стать малоценным и быстроизнашивающимся предметом, расходным материалом темпорального эксперимента…. и старшим дознавателем Ордена.