Исповедь послушницы (сборник)
Шрифт:
– Да, я думал, что всегда буду один.
Они выбрались с рынка и пошли по улице. Однажды им навстречу попались служители инквизиции, и Рамон содрогнулся. Не дай Бог угодить в лапы Святой службы! Нужно побыстрее уехать.
Вскоре они дошли до гавани. Слитые воедино небо и море расстилались перед ними подобно огромному голубому занавесу. Здесь не было удушливых городских испарений, пахло свежестью, солью, смолой.
Рамон выбрал самый большой корабль, мачты которого словно тонули в облаках, терялись в синеве небес. У Рамона сжалось сердце. Как хорошо было бы заснуть под монотонный, убаюкивающий шум
Они отыскали капитана, и Рамон прямо спросил:
– Вы не могли бы взять нас на корабль?
– А куда вам надо? – поинтересовался тот, подозрительно разглядывая совсем юную девушку, светловолосую и белокожую, и молодого человека, темноглазого и смуглого. Оба – явно в одежде с чужого плеча, без вещей и, скорее всего, без денег.
– Нам все равно, – признался Рамон.
Это был неразумный ответ, поскольку человек, не знающий своей цели, – либо бродяга, либо отчаявшийся в спасении беглец.
– Взять-то возьму, только нужно заплатить, – сказал капитан и назвал цену.
У Рамона потемнело в глазах. Где достать столько денег?!
– Отплываем завтра утром, – прибавил капитан и, давая понять, что разговор окончен, повернулся к ним спиной.
– Это очень много? – спросила Катарина.
– Да, очень.
– Как же быть?
– Не знаю.
Взгляд Рамона застыл. Он не видел никакого выхода, кроме… Единственными ценными вещами, которые он мог продать, были тяжелый серебряный крест и цепь.
Катарина смотрела ему в лицо глубоким, пытливым женским взглядом. Она знала и верила, что Рамон ее любит, ибо только любовь могла толкнуть его на то, что он совершил. Несмотря на это, в его душе продолжалась борьба, и Катарина не могла отогнать тревогу, поневоле омрачавшую ее счастье. Об остальном она не думала. Ни о том, что сбежала из монастыря, ни об отце, ни о столь поспешном, бездумном и безоглядном решении отдаться Рамону.
Он вошел в первую попавшуюся ювелирную лавку и молча протянул хозяину цепь с крестом. Торговец взвесил крест и прищелкнул языком. Он не выразил удивления – после массовых расправ над католическими священниками такие вещи часто попадали в его руки.
Получив плату, Рамон и Катарина поспешно покинули лавку. Молодой человек пересчитал деньги и вздрогнул. Этого было мало! Между тем и капитан корабля, и ювелир обманули Рамона: первый запросил слишком высокую цену, а второй заплатил за крест куда меньше, чем следовало.
– Не хватит, – сдавленно произнес Рамон и тут же добавил: – Ничего. Во всяком случае мы сможем поужинать и снять комнату для ночлега.
Они так и сделали. Рамон не стал мелочиться и заказал обильный, если не сказать роскошный ужин: свинину в горшочках, бланманже, сыр, бобы, хлеб и марципановые пирожные. Они поели, а потом поднялись в отведенную им комнату.
Рамон тут же обнял Катарину в безумном порыве; ему чудилось, что он тонет в таинственной, темной, болезненной и сладостной глубине своих желаний. Это была уже не робкая мольба о прикосновении, а властная, настойчивая мужская страсть. Катарина вновь отдалась ему, немного испуганная тем, как грешно, бесстыдно и жарко они наслаждались друг другом. Столь долго сооружаемая плотина рухнула, и поток плотских желаний было уже не остановить.
Потом Рамон лежал и размышлял, глядя в
Рамон взглянул на Катарину. Да, он сделает это ради нее, ради изящно изогнутых линий ее тела, ради глубины взгляда и блеска улыбки, ради всего того, что он, одинокий и несчастливый, отыскал в ее нежном, любящем, искреннем сердце. Страшно, когда любовный порыв дает начало преступлению, но тогда, чтобы не совершить второго, нужно отказаться от первого. Третьего не дано.
– Я вернусь в монастырь… – начал Рамон и не успел закончить.
Катарина вскочила; ее взгляд был полон неизмеримого, почти животного страха и боли.
– Нет! – вскричала она. – Зачем?! Прошу тебя, не надо!
– Нам нужны деньги. Я возьму их в монастыре. Больше негде.
– Не надо туда идти! – в отчаянии повторила Катарина.
Рамон промолчал.
Непроглядная ночь окутала землю мягким черным покрывалом, дыхание уснувшего города уносилось в открытое море и исчезало в ночном воздухе. Величественные силуэты спящих в гавани кораблей напоминали гигантских доисторических животных, а бесконечная линия зубчатых стен – горный хребет. Он казался вечным, этот призрачный мир, несмотря на то что каждый миг здесь рождались и умирали чьи-то чувства, желания, мысли, исчезая, уносясь в глубину беспредельных пространств, в недоступную высь, где жил тот, кому все известно, кто создавал каждого из людей подобно тому, как пишут тайную, противоречивую, простую и магическую книгу.
Уговоры не помогли – утром Рамон отправился в монастырь. Катарина следовала за ним, поникшая и растерянная. Рамон усадил ее на скамью возле какого-то дома, велел не вставать с места и ждать сколько потребуется.
Приближаясь к монастырю, он чувствовал, как у него холодеет душа. Сейчас аббат Опандо спросит: «Где вы были так долго, Рамон, и что делали?» И он ответит: «О нет, ничего! Я только убил человека, переспал с послушницей женского монастыря и продал свой крест!»
Сначала его не узнали и не хотели впускать, потом он все-таки вошел в ворота и увидел, как навстречу спешит один из деканов.
Тот смотрел на приора с нескрываемой радостью, как на нежданно явившегося избавителя, смотрел, словно не замечая, что на отце Рамоне мирская одежда и что он странно выглядит.
– Слава Господу! Молодой приор вернулся! Мы уже не надеялись, хотя аббат Опандо сказал, что вы обязательно придете и возьмете нас под защиту! Я сейчас же извещу братьев!
– Где аббат Опандо?
Декан горестно покачал головой. На его глазах появились слезы.
– Аббат убит.
У Рамона перехватило дыхание.