Исповедь послушницы (сборник)
Шрифт:
– И да, и нет. Хотя мой отец превыше всего почитал благородство и честь, ему было все равно, во что одеваться, что есть и пить, где ночевать. Он полагал, что дворянину достаточно уметь владеть шпагой, а остальное придет само собой. Он был вспыльчив, своенравен и склонен к бродячей жизни. Неудивительно, что они не поладили с моей матушкой.
– Почему он разлучил вас с матерью?
Катарина была уверена в том, что Рамон и Эрнан Монкада – родные братья, только она не могла понять, как могло случиться, что они не подозревали о существовании друг друга.
– Он
Катарина затаила дыхание. Итак, отец Эрнана уехал из дома, вероятно не зная, что его жена ждет второго ребенка, который в конечном счете и стал воплощением ее стремлений.
– А вы сами желали бы сделаться священнослужителем?
Эрнан улыбнулся, хотя его взгляд, как всегда, оставался серьезным.
– О нет!
– Почему? – со странной настойчивостью произнесла она.
Он на мгновение задумался, потом сказал:
– Я простой человек, и мне чужды мысли о возвышении, тем более путем отказа от того, что дано нам от Бога и воплощает нашу человеческую суть. Для меня это стало бы самообманом. Я уважаю священнослужителей, но сам желаю покориться иному жребию – обычного человека, мужчины.
Катарина выглядела задумчивой и притихшей. Его слова согрели ей душу и одновременно разбередили сердечную рану. Он рассуждает правильно. И он красив, неглуп, благороден. Но он – не Рамон Монкада, хотя пугающе похож на него. О, если б это был не Эрнан, а Рамон, не в сутане, а в вышитом камзоле со шнуровкой, мягко обрисовывающем гибкое и сильное тело!
Они подъехали к монастырю, но Катарина не спешила выходить из экипажа. К горлу подступил комок, на глазах выступили слезы. Она вспомнила монастырский сад и себя, чистосердечную и наивную. Тогда любовь была для нее не более чем легендой, которую воспевают в стихах и описывают в романах.
– Вы жалеете о том, что покинули обитель? – тихо произнес Эрнан.
Катарина порывисто обернулась к нему; неожиданно в ее голосе прорвался гнев:
– Нет! Я ни о чем не жалею! – И, помолчав, спросила: – Известна ли вам история аббата Абеляра и прекрасной Элоизы?
– Боюсь, что нет.
Она смотрела на него с осуждением и любопытством.
– Вы не любите читать?
– Не могу сказать, что я много читал, слишком уж беспорядочной была наша с отцом жизнь. А потом мне пришлось работать. Я прочитал разве что несколько рыцарских романов. Должно быть, вы хотели узнать мое мнение об этой книге, сеньорита Катарина?
– Да.
– Расскажите мне на обратном пути, о чем там идет речь, и я постараюсь ответить на ваши вопросы.
– Хорошо, я так и сделаю.
Не дожидаясь помощи, она спрыгнула с подножки и направилась к монастырским воротам.
Девушка не была уверена в том, что ей позволят повидать Инес, но настоятельница дала разрешение. Катарина прошла в маленькую, голую и холодную комнатку с забранным решеткой узким оконцем, сквозь которое проникал хмурый свет.
Бледное личико Инес,
На Инес была головная повязка до самых глаз; саржевое платье с широкими рукавами не скрывало ее неловкости и угловатости.
Катарина увидела смущение Инес и обратилась к монахине, сияя любезной улыбкой:
– Вы не оставите нас на несколько минут? Нам с подругой хочется побеседовать наедине.
Монахиня, ослепленная красотой и богатством наряда Катарины, не решилась перечить столь великолепной и знатной особе и, молча кивнув, покинула комнату.
Вдохнув полную грудь застоявшегося воздуха, Инес с восхищением произнесла:
– Как ты красива, Кэти!
– Инес, – Катарина взяла подругу за руки и с нежной настойчивостью притянула к себе, – я очень рада тебя видеть!
– С тобой все хорошо? – Инес смотрела пытливо и в то же время наивно. – Ты живешь дома? Я так волновалась, когда ты исчезла! Где ты была?
– За мной приехал отец Рамон и увел меня, – ответила Катарина.
– Он проводил тебя к отцу?
– Нет. Он вернулся в монастырь. Свой дом я нашла сама.
– Твой жених искал тебя в обители! Я его видела. Он переживал за тебя. Он мне понравился. Красивый, благородный и очень мужественный. На твоем месте я бы с радостью вышла за него замуж!
Катарина сжала пальцы в кулак. Отправляясь сюда, она не собиралась делиться с Инес всем, что выстрадала и пережила, но теперь поняла, что если не сделает этого, то навеки останется одна, будто в клетке, без утешения и надежды. И она начала рассказывать – почти бесстрастно, очень спокойно, со скрытым достоинством, стоически выдерживая полный изумления, а затем нескрываемого ужаса взгляд Инес.
Потом умолкла и ждала, что скажет подруга. Было заметно, как на высокой белой шее Катарины бьется голубая жилка. Губы девушки были крепко сомкнуты, а потемневший взгляд скрывал какую-то упрямую мысль. Казалось, к горлу Катарины подступили рыдания, но было видно, что она не позволит себе заплакать.
Ошеломленная Инес улыбнулась странной болезненной улыбкой и прижала руки к груди, словно желая защититься.
– О, Кэти! Ты… была с ним! Как ты смогла? Вы лежали вместе раздетые? И тебе не было стыдно?!
Катарина невольно прижала руки к пылающим щекам.
– Инес!
Она не могла объяснить подруге, что значит забыть о том, где ты находишься, забыть о времени, о том, кто ты такая и кто такой он. Как не могла объяснить, что чувствуешь, будучи не в силах разорвать невидимые путы, выкарабкаться из потрясения и обиды, когда не видишь впереди никакого пути!