Исповедь «Русского азиата» Русские в Туркестане и в постсоветской России.
Шрифт:
Милица вышла замуж за немецкого инженера барона Гуно Фолша и поселилась с ним в Германии, у них родились дочь и два сына. Актриса с успехом дебютировала в Магдебургской, а затем и в Берлинской опере. Там ее заметил продюсер Ирвинг Тальберг и пригласил в Голливуд, где кроме «Большого Вальса» она снялась в еще нескольких фильмах, а затем вернулась в оперу и долгое время была ведущей солисткой Метрополитен — оперы.
Скончалась она на 71 году жизни в окрестностях Лос—Анджелеса. Мать и сестра Милицы Корьюс погибли в блокадном Ленинграде. Последней, из актёров и создателей фильма «Большой вальс», в 2012 году в возрасте 103 лет ушла из жизни Луиза Райнер, сыгравшая роль Польди жены Иоганна Штрауса.
В
Наша группа сокурсников, человек двадцать пять, попала в Булаевский район, Петропавловской области, почти у границы с Тюменской областью, в небольшую русскую деревню — одно из отделений колхоза или совхоза. Вокруг березовые леса. Жили мы в нескольких вагончиках. Работали на уборке зерновых — кто помощником комбайнера, а кто на зерновом току.
В деревне жил простой и доброжелательный народ. Они подкармливали нас солёными груздями и мёдом, однако нравы были еще те — патриархальные. Когда наша Нина Пушкина, яркая, с копной золотистых волос проходила по деревенской улице в брючном костюме — бабульки плевали ей в след, а женщины неодобрительно шушукались. При этом местная трактористка прицепного комбайна — женщина средних лет, серьезная и обстоятельная, жаловалась на то, что в платье ей работать неудобно и даже опасно. «Но если я надену комбинезон, вся деревня меня осудит!» — добавила она. По её рассказу, однажды подол ее широкой юбки случайно попал в коленчатый вал, и трактористка только чудом не пострадала, оставшись в одних панталонах.
Вскоре мы вернулись в Алма—Ату. Вначале, я жил в общежитии с печным отоплением на восемь человек на «коперника» — которое до революции было конюшней. Здесь, как говорится, на всю оставшуюся жизнь, я приобрел друга — Леню Кротова, человека необыкновенно доброго нрава и светлой души. После завершения учебы Леня был оставлен на кафедре «Теоретические основы электротехники», где продолжает трудиться и поныне. Через год нас перевели в не менее старое двухэтажное деревянное общежития на территории Центрального парка культуры и отдыха им. Горького, которое когда то было лесной школой.
Парк был огромен и красив! Жить в таком необычном месте было интересно. Заниматься можно было даже на природе. Помню, как два негра, а их тогда нечасто можно было встретить, взяли напрокат лодку. Сидя на берегу озера, я стал наблюдать за ними. Они сели в лодку, отчалили, а затем недоуменно стали обсуждать: зачем им дали два весла? В конечном итоге «лишнее» — за ненадобностью положили на дно лодки, а тот, что сидел на корме, стал привычно управляться одним веслом. Было забавно!
Много воспоминаний связано с нашим общежитием. Приведу одно из них. Вечер. В комнате тишина. Сидя на кроватях и обложившись учебниками, все корпят над курсовыми работами. И вдруг, в этой тишине прозвучало: «Эх, сейчас бы вареников с картошкой замурзанных в сметане!». Я поднял голову. Витя Холодный сидел на кровати отрешенный и было видно, что всеми мыслями он был дома, в Семиречье, в родном Урджаре. Произнёс он эту фразу так, как это принято было у них.
Моя вузовская жизнь, в особенности на первых курсах, была нелегкой. Как и многим, мне пришлось учиться на стипендию. Приходилось подрабатывать на железной дороге разгрузкой саксаула из вагонов.
Вечером, на электрической плитке, мы сами готовили ужин — так было экономней. Часто наш завтрак состоял из ломтя черного хлеба со сливочным маргарином и чая с сахаром. Больше года после окончания института я испытывал стойкую аллергию к чаю, а наличие
С другим однокурсником — Амантаем Шишингарином у меня связан другой памятный случай. На производственной практике в Кокчетавской области Казахстана в 1963 году мы набрали в библиотеке всякого чтива. Я обратил внимание на то, что Амантай по вечерам сосредоточенно углубляется в одну из книг. Поинтересовался, что он читает, оказалось — сборник стихов Фета. Я был шокирован! Молодой казах из провинциальной глубинки и увлечен Фетом!
К своему стыду слышать то о поэте я слышал, но вот чтобы читать его стихи… Во мне заговорило любопытство, а возможно, и ущемленное самолюбие. Я тоже ознакомился с творчеством Фета и, с того времени, осталось в памяти его четверостишие:
Два мира властвуют от века, Два равноправных бытия: Один объемлет человека, Другой — душа и мысль моя.Как знать, возможно, этот эпизод сыграл не последнюю роль в том, что я — инженер, технарь — спустя сорок пять лет издам свой сборник стихов.
Амантай как–то рассказал, что его отца зовут Кенжитаем, а деда — Шишингары. С тех пор в шутку я часто здоровался с ним так: «Приветствую тебя, Амантай, сын Кенжитая, внук Шишингары!». В ответ этот сдержанный и немногословный парень доброжелательно улыбался.
Казахов и русских на нашем факультете было приблизительно поровну. Не помню ни одного конфликта на национальной почве. Комнаты в общежитии были на пять–шесть человек, жили мы, как правило, вперемешку, и теплые чувства ко многим студенческим друзьям–казахам сохранились на всю жизнь. Со мной в комнате жили отличные ребята казахи: Сыдихов Шапих, Миров Ермек, Сагинтаев Нуралы. В доброй памяти сокурсники: Набиев Жуагашты, Утарбаев Жетыбай, Бисенов, Бисенгалиев, Исламбакиев, Кожин, Кудасов и другие. В памяти наши девочки, а их на курсе из семидесяти студентов было четыре: Галя Кердот, Лариса Шабанова, Вера Тараева, Света Илюшина. Своей неординарностью отличались городские ребята: Виктор Маценко, Николай Горшков, Анатолий Сухотерин, Мишка–татарин (фамилии не помню). Все они, каждый на своём месте и каждый по своему прошли и идут по жизни достойно.
Помню Наташу — студентку геологического факультета Горного института, которую я называл «геологиня». Судьба развела нас, но добрая память о чистой дружбе с этой милой девушкой осталась навсегда. Как то, по моей просьбе, она на листочке записала для меня слова «Шотландской застольной» Баха. С тех пор я с удовольствием слушаю это музыкальное произведение в лучшем, на мой взгляд, исполнении русского баса Максимом Дормидонтовичем Михайловым.
Что касается преподавателей, среди них были те, кого я условно отношу к увы ушедшему поколению «зубров». Они являли собой профессионализм, большой жизненный опыт и высокую культуру. Считаю своим долгом привести несколько имен. Юрий Дмитриевич Зубков, заведующий кафедрой «Теоретические основы электротехники». Нередко, заметив, что мы утомились, прерывал лекцию и для разрядки рассказывал интересные истории из своей жизни времен индустриализации страны. О его эрудиции говорит тот факт, что в двести томов «Библиотеки всемирной литературы», которая начала издаваться в 1968 году, вошло большинство из 100 книг, рекомендованных нам на одной из лекций Юрием Дмитриевичем для прочтения.