Исповедь «Русского азиата» Русские в Туркестане и в постсоветской России.
Шрифт:
Да и как не быть этим сомнениям? Моральное разложение в среде партийных и советских руководителей уже тогда, даже на местном уровне имели место. Так визит районных «бонз», коими в основном были представители титульной нации, непременно предусматривал бешбармак и пиршество сопровождалось обильными возлияниями спиртного. Эти нравы были чужды Ивану Михайловичу. Районное начальство не любило его за это. Но нет худа без добра. Позже его перевели в столицу г. Фрунзе, в Министерство сельского хозяйства — начальником ветеринарного Управления.
Кстати, моё первое участие в бешбармаке связано с тем временем и Огочором. Однажды из Фрунзе в совхоз
Запивая мясо бульоном, я с трудом осилил свою порцию и шепнул сыну парторга, что я сыт до предела, на что он мне ответил, что это только прелюдия к нашему пиршеству и чтобы не обидеть хозяина надо участвовать во всех стадиях ритуала сопровождающего бешбармак. Не знаю, как я выдержал эту «пытку», но в памяти она сохранилась навсегда.
Второй раз в «бешбармаке», я участвовал отдыхая в санатории «Голубой Иссык—Куль». Там познакомился с начальником Облводхоза из Пржевальска — интеллигентным киргизом, с которым у нас возникли приятельские отношения. Как–то он известил меня о том, что к нему приезжает жена и по этому поводу она организует бешбармак, в числе гостей он хотел бы видеть меня.
Это мероприятие проходило в частном киргизском доме на окраине города Чолпон—Ата, где и располагался наш замечательный санаторий. Жена моего приятеля вела себя скромно, не выпячивала себя, в своём традиционном выступлении желала мужу хорошо отдохнуть и вернуться домой, где его с нетерпением ждут. Всё происходило в соответствии с вековым ритуалом пристойно и благожелательно.
Однако вернёмся в мою юность. Жизнь в совхозе была вполне содержательной. Состав населения — в основном русские. В совхозе была средняя школа, клуб с библиотекой, художественной самодеятельностью и регулярным кинопрокатом. Совхоз в своем штате имел спортивного работника и экипированную футбольную команду — к слову, в память о футболе у меня остался шрам на брови. Функционировала комсомольская организация.
Однажды, почти по тревоге, комсомольцев и молодежь собрали в конце рабочего дня и попросили срочно разгрузить на пристани Покровка баржу с комбикормом. К разгрузке приступили вечером. С мешками мы спускались в трюм, вручную загружали мешки комбикормом, по трапу поднимались из трюма и выгружали содержимое мешков в грузовые автомашины. Работая, мы подбадривали друг друга шутками, вспоминали строительство узкоколейки, описанное Николаем Островским в книге «Как закалялась сталь». Разгрузку закончили только к утру, едва держась на ногах.
Да, мы были патриотичными и, возможно, наивными, да и сейчас остались в какой–то степени таковыми, но я об этом никогда не жалел!
Другой раз в предальпийской зоне прииссыккульских гор мы заготавливали сено. Траву
Иван Михайлович директорствовал в совхозе, но, как и все жители села, имел подсобное хозяйство: у нас были корова, куры, гуси, две свиньи. В мои обязанности входила ежедневная раздача корма и чистка коровника и свинарника. Кроме того, я «заведовал» ручным молочным сепаратором — обрат шел свиньям, а из сливок мы делали сметану. Самым нудным занятием было вручную на маслобойке сбивать из сливок масло!
Тетя, Лариса Петровна, врач–терапевт, рано утром доила нашу Зорьку и уезжала на попутном автобусе за 5 километров на работу в Покровку — в районную поликлинику. По возвращении ее ждали вечерняя дойка и другие домашние дела. В то время ей было тридцать шесть, и она всё успевала и никогда ни на что не жаловалась. Лишь однажды я увидел в ее глазах слезы: нашу корову Зорьку первой, в качестве примера для частных подворий, погнали в совхозное стадо — так на практике реализовывалась очередная «инновация» Хрущева.
Дядя с тетей были людьми удивительной доброты, этот союз был исключительно позитивным воплощением космического закона «подобное притягивает подобное». Нельзя было не оценить их благородство, обаяние и культуру, честность и трудолюбие — они всегда и везде пользовались уважением окружающих.
Иван Михайлович — происходил из семиреченских казаков и единственный в многодетной семье получил высшее образование. — окончил Алма — Атинский Зооветиринарный институт. Как мог, помогал своим сёстрам и брату. Он никогда не повышал голоса, не употреблял нецензурную брань, но умел настоять на своем, если это было необходимо. У него было замечательное качество, мало того, что он считал своим долгом заботится о родителях, братьях и сёстрах, он еще и объединял близких и дальних родственников, традиционно, раз в год, собирая в своём доме всех вместе. Эти встречи, во Фрунзе, сплачивали нас и оставили память на всю жизнь.
К сожалению, эту традицию не поддержало следующее поколение. Кровные родственники разобщены, а в результате племянники не знают друг друга. Забвение своего рода–племени является одной из причин отсутствия этнической солидарности русских.
Тётя — Лариса Петровна, на мой взгляд, была человеком совершенным. До глубокой старости имела просветленное, благородное чело. Она никогда никого не осуждала, не выходила из себя, а к житейским невзгодам, относилась с природным юмором, это качество было у нее от отца — Петра Николаевича, которого я знал лично.
Корни Ларисы Петровны в Самаре. По материнской линии она происходила из духовных лиц, а по отцовской — из купеческой среды. Отец Ларисы Петровны — Пётр Алексеевич Степницкий бывший офицер царской армии. Во время гражданской войны штабс–капитаном воевал в армии Колчака. Вместе с армией отступал до Дальнего Востока. Затем раздумал перебираться за кордон, развернулся и инкогнито отправился в Киргизию, к одному из родственников. Там, скрывая свое прошлое, прикинулся «шлангом», со временем обосновался во Фрунзе, работал мелким служащим.