Исправить
Шрифт:
Пока она спускает ноги на пол и начинает сердито натягивать платье, я привожу себя в порядок, замирая от предчувствия, холодком, пробирающим до самых костей. Да, я отдавал себе отчет, когда соблазнял ее.
Я просто не представлял, что это произойдет так быстро.
Повернувшись, она пронзает меня испепеляющим взглядом.
— Надеюсь, этого тебе было достаточно, потому что больше такого не повторится.
Я плотно сжимаю губы, молча глядя на нее. Понимаю, что воспользовался ее легким опьянением, но не мог поступить иначе. Пытаюсь пристыдить себя, но у меня ничего не получается.
— Продолжай убеждать себя в этом, — с кривой ухмылкой, наконец выдавливаю из себя я. Пытаюсь разозлить ее еще больше, потому что сейчас чувствую себя отнюдь не весело.
Она со злостью вздыхает, молча наклоняется и поднимает трусики с пола. Затем хватает бутылку с водой и через большую комнату направляется в свою спальню. Конечно, у нее достаточно причин, чтобы напоследок громко хлопнуть дверью; однако она затворяет ее еле слышно.
Блядь! Вздохнув, я бросаюсь в кресло и прикрываю глаза.
Как бы удивительно это ни было, все чувства и ощущения исчезают, оставив после себя только угрызения совести. Как будто я наблюдаю за развитием событий в какой-то третьесортной мыльной опере. Я толкнул ее сегодня утром. А вечером она оттолкнула меня в ответ. Я слетел с катушек и чего добился? Ничего, кроме как доказал еще раз, что кроме секса между нами больше ничего нет.
Она точно знала, какую цель преследует, когда начала заигрывать с тем парнем в баре. Знала, что я последую за ней. Знала, что подливает масла в огонь.
Она сделала все, чтобы заставить меня ревновать.
А ревность…
В ней корень всех проблем, не так ли?
Глава 18
Логан
Три года назад
Мы договорились встретиться с Пейдж в парке. Это небольшой оазис в черте города, густо усаженный деревьями, которые, словно стена не пропускают шум городских улиц. Тропинка ведет меня мимо мамочек с маленькими детьми, устроивших пикник прямо на газоне; мимо футбольного поля на котором в обеденный перерыв играют рабочие; и мимо позеленевшей статуи испанского конкистадора, имя которого я так и не удосужился узнать, хотя помню, что он имеет непосредственное отношение к истории Сан-Диего (прим.ред: Васко Нуньес де Бальбоа — основал первый европейский город на американском континенте).
Издалека замечаю свою жену на скамейке в тени большого фигового дерева. На ней строгий костюм и волосы туго стянуты в пучок, так что она выглядит очень по-деловому. Мне редко доводится видеть ее в таком виде, потому что к моему возвращению, она, как правило, уже меняет свой наряд на повседневную одежду. «Костюм мамочки», как она ее называет. «Костюм мамочки, которую я бы трахнул» всегда уточняю я, отчего она, вспыхивает и довольно улыбается.
Кстати, о ее деловом костюме. Он навевает воспоминания о волнующем первом совместном годе — о взглядах украдкой, тайных встречах в подсобке или комнате отдыха, и редких, но незабываемых моментах, когда нам удавалось улизнуть в обед и устроиться на заднем сиденье моей машины в гараже.
И секстинг, прямо в разгар
Вспомнив это, я не могу сдержать улыбки. На скамейке, рядом с ней, лежат два бумажных пакета с ланчем. Свой она уже открыла, а мой все еще запечатан. Надеюсь, в нем сэндвич, который я попросил купить мне в магазине по пути сюда. Мы перекусываем так, может быть, пару раз в месяц, когда она бывает в центре города по работе, а я могу выкроить немного времени в своем расписании. Мы очень ценим такие встречи. Они приносят нам волнующее чувство свободы от того, что мы просто можем побыть наедине, без детей, посреди буднего дня.
Подняв глаза, она замечает меня и дарит рассеянную улыбку. Я не принимаю это на свой счет. Должно быть на нее навалилась куча дел.
— Привет, — говорю я и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее. Откинув голову назад, она сначала с готовностью отвечает на мой поцелуй, но в следующую секунду отстраняется. Теперь я уже всерьез озадачен, так что выпрямляюсь и хмурю брови.
— Ты опоздал, — замечает она, доедая свой сэндвич. — Я уже почти закончила.
Решив сделать вид, что я не заметил ее более чем прохладное приветствие, плюхаюсь на скамейку.
— Еще чуть-чуть и я бы вообще не появился. Кого-то угораздило поставить лишний ноль в расчетах, и теперь Хаммер готов срать кирпичами.
Она смотрит на меня, вытаращив глаза.
— В кои-то веки он в ярости по уважительной причине.
— Ага, — сухо отвечаю я, вытаскивая из пакета завернутый в бумагу сэндвич, — с остальными 99,99% вспышек его гнева даже не сравнить.
Это вызывает у нее искреннюю улыбку.
— Синди, почему у меня на столе гелевые ручки? — говорит она, пародируя хриплый голос Хаммера. — Разве я не говорил тебе, что пользуюсь только шариковыми?
Развернув бутерброд, я тоже включаюсь в игру. — Черт возьми, Синди! Гелевыми ручками пользуются только девочки — подростки, чтобы накалякать в дневнике, как у них начались месячные и что им ужасно хочется потерять девственность с Джастином Бибером!
Пейдж хихикает, прежде чем положить в рот последний кусочек своего обеда, а я только принимаюсь за свой, понимая, что чертовски голоден только тогда, когда впиваюсь зубами в сэндвич.
Моя жена отпивает из бутылки с водой.
— Откуда ему известно, кто такой Джастин Бибер?
Я занят своим ланчем, так что просто пожимаю плечами.
— У него внучки подходящего возраста, может он находит время на общение с ними? — Положив ногу на ногу, я искоса смотрю на нее и добавляю: — Он искренне любит своих детей и внуков. За это можно простить многое.
Улыбка гаснет на ее лице, и она быстро отворачивается, глядя на лужайку, где парни без устали гоняют футбольный мяч.
Какого черта? Что я такого сказал? Да, она презирает Хаммера, и ее нельзя в этом винить. И так же, она никак не может понять, почему я все еще работаю на него. Но в этом-то и разница между нами. Ее амбиции, в отличие от моих, имеют границы. И, выходя за меня замуж, она знала об этом и была не против.