Исправленному верить (сборник)
Шрифт:
– Шигорин-то? – поднял бровь Севастиан. – Этот нос по ветру держит, кабы верил твёрдо, первым здесь оказался бы. А раз нету его…
– Будут! – резко перебил брата-василевса Арсений Кронидович. – Есть там кому и без Шигорина привести.
– Ну, пускай. Конные егеря, а ещё кто? – мрачно бросил василевс. – Где кавалергарды, карабинеры где?
– Лейб-гвардии егерский полк весь в наличии, ваше величество, – вытянулся Арсений Кронидович. По лицу его властительного брата скользнула слабая улыбка:
– Потому что его
Василевс осёкся. Раздвигая растерянную толпу поджарым серым конём, к крыльцу подъехал статный, чуть горбоносый человек с совершенно белой головой, но чёрными, без малейших признаков седины, бровями и в мундире генерал-фельдмаршала со всеми орденами и регалиями. Орденов оказалось так много, что под ними почти исчезало золотое парадное шитьё. Скромная, старого образца шпага, лихо сдвинутая генеральская шляпа с кокардой и плюмажем, какую надевают только в самые торжественные случаи и никогда в бой; длинные курчавые бакенбарды. Светлейший князь Пётр Иванович Арцаков; генерал-фельдмаршал, про которого остряки говорили, что самым удивительным в его невероятной жизни было то, что он дожил до шестидесяти лет.
– Ваше василеосское величество, – седой воин спокойно отдал честь, – полки гарнизона Анассеопольского присягают вашему величеству, являя…
– Присягать присягают, а на площадь не спешат, – язвительно бросил Севастиан Кронидович. – Сколько привели батальонов, князь?
– Весь Фузилёрный лейб-гвардии полк, ваше величество, – по-прежнему спокойно доложил полководец. – Конногвардейский полк маршем двигается, а вон и молодой граф Тауберт с конно-егерями!
Из узкого горла улицы в строгом порядке выезжали четвёрки всадников. Тёмно-зелёные мундиры, короткие карабины – Китежградский конно-егерский полк вливался на площадь.
– Тауберт, – криво усмехнулся василевс. – Где ж командир полка, князь Шигорин?
– Сколь мне известно, ваше величество, – болен он со вчерашнего дня, – осторожно проговорил Арцаков.
– Болен он… – ядовито передразнил князя молодой василевс. – Знаем мы эти болезни… Многих командиров, смотрю, они нынче поразили.
– Поразили иль не поразили, государь и брат мой, нам надлежит действовать решительно. – Арсений Кронидович, как мог, старался побороть апатию и сплин василевса. – У нас уже три полка, четыре орудия…
Вместо ответа Севастиан бросил взгляд на площадь. Мятежные каре по-прежнему безмолвствовали. Стояли, как умеет стоять русский солдат, – угрюмо и непоколебимо.
– Полки явились, ваше величество, однако многие ненадёжны, особенно офицеры, – прошелестел невысокий человечек в серой шинели без эполет и в низко надвинутой фуражке. – Володимерский полк, Угреньский – все медлят. Да и среди выступивших у бунтовщиков немало симпатизантов, как у тех же китежградцев. Куда ещё штыки повернут… Дерзну вновь предложить вашему василеосскому
– Чернь собирается, ваше величество, – растерянно прогудел ещё один сановник, обладатель нижайшего баса и протодиаконского пуза. – За нашими спинами, ваше величество… Как ещё дело-то обернётся… Могут и того, к мятежу пристать… И тогда… в кольце мы, деваться некуда…
– Мой народ… моя гвардия… – Севастиан Кронидович закрыл лицо руками. – Полноте, Стефан Агамемнонович, да и стоит ли за корону браться при таковой-то ненависти всеобщей? Батюшку… Кронида Антоновича, отца нашего, все любили, он Буонапарте сокрушил, а мы…
– Государь, – вклинился в молчание, как в стык меж неприятельскими полками, князь Арцаков, – коль будет на то воля ваша, поговорю я с мятежниками. Это ведь гвардия, я с ней три войны прошёл, половину нижних чинов в лицо знаю. И они меня знают. Солдат ведь каков? Их благородие велят – значит, надо идти. Приказ есть приказ. Да и благородия сами… Нахватались дури всякой по Европам, а душа за Отечество болит. Одумаются они, не может быть такого, чтоб не одумались!
Великий князь Арсений яростно закивал. Севастиан Кронидович лишь безвольно повёл кистью.
– Пробовали уже, князь. Митрополит пробовал, прогнали. Пастыря, старика, только что не в тычки… Князь Пётр Иванович, вы доблестно служили родителю моему, Россия пред вами в долгу неоплатном, никакими орденами да пожалованиями не отдать. Дурная награда – вас отправлять на почти верную смерть…
– Ваше величество слишком… осторожны. – Князь неожиданно светло и молодо усмехнулся. – Свои стоят, русские. Стоят, не атакуют, ружья у всех «к ноге» взяты. Какая ж тут «верная смерть»? Ещё никто не стрелял, а Бог даст, и не будет!
– Ваше величество, брат мой, – негромко начал Арсений Кронидович, – князя Петра Ивановича бунтовщики под пулями видели. В огонь за ним шли, кому ж, как не ему, уговорить с толку сбитых?
– А надо ли? – Лицо василевса белизной и неподвижностью напоминало трагическую маску с фасада Екатерининского театра. – Видит Бог, господа, я не желал этой власти. Я на коленях умолял моего великого родителя переложить сей груз на более подходящие для того плечи. Я же со счастием и радостию исполнял бы свой долг на более подходящем моим способностям месте…
Голос государя становился всё тише, пока не умолк совсем. Наступила тишина; никто не дерзал заговорить.
– Ваше высочество, Арсений Кронидович, – тихо спросил Арцаков, – что те сказали гвардии? Знаете ли?
Великий князь поморщился, будто от зубной боли, и так же вполголоса ответил:
– Кричат о каком-то завещании батюшки покойного. Якобы в нём воля и земля даровые всем обещаны были… Конституция, опять же…
Арцаков сощурился, лицо его отяжелело: